А красные облачка перед псилонцами слились, растянулись в багровую полосу и зловещим туманом поползли на нашу позицию.

Пожалуй, первый раз в жизни я ослушался дядьку.

Я кинулся бежать налево.

Рядом неслись отважная Нонова, размахивая тяжеленным «Шансом», будто легонькой указкой, Артем и Эн, сзади – еще с десяток народа.

Вся наша позиция сломалась. Лишь несколько человек, то ли не услышав приказа Кононова, то ли впав в горячку боя, остались на своих местах. Мы слышали звуки пальбы, пока полоса багрового тумана не прокатилась по ним.

Потом все сразу же стихло.

– Сволочи! Подлецы! – тонко закричала Эн Эйко. – «Ползучий щит» – они не имели права!

Господи, да она и впрямь совсем ребенок! Какие права на войне?

Прошло всего лишь несколько минут, а наша рассеянная толпа уже была на расстоянии километра от бункера. Фигуры псилонцев размеренно двигались к бункеру, игнорируя редкие выстрелы с такой дистанции. Сейчас они проверят пылающие останки, а потом…

Потом отправятся добивать нас.

Скорость их движения немногим больше нашей. Но оружие более дальнобойное. И идти так они могут часами, не снижая темпа, они же не тратят силы сами, все делает их броня.

Я перешел на шаг, остановился. Моему примеру последовали только дети – и Ольга Нонова, и все остальные продолжали бежать.

– Эн, что вы собираетесь делать?

Ни на секунду я не сомневался, что на планету и на приказы Огарина им плевать.

Девочка кинула было на меня презрительный взгляд – и вдруг переменилась.

– Надо укрыться. Бой проигран, это ясно.

Я кивнул. Чего уж спорить против очевидного.

– Они сейчас начнут прочесывать космопорт. Надо затаиться, а когда сядет «Лоредан» и начнется выгрузка техники – добраться до нашей яхты. Можно попробовать удрать. И даже продолжить регату.

– Вы ополоумели с вашей регатой! – выкрикнул я.

Эн Эйко пожала плечиками:

– Ну и что? У тебя снова есть шанс. Только теперь у тебя не только пряник, но и кнут.

Безумные дети.

Я посмотрел на Артема.

Нет, мальчик, похоже, не безумный. У него в глазах читалась и тоска, и страх, и отвращение, но больше всего было мольбы.

Почему он так боится умереть?

Дети еще не понимают, что такое смерть. Рано ему – так бояться.

Но он боялся.

Я еще раз посмотрел на дымные столбы. Лихо псилонцы нас разнесли… все наши планы предугадали. Догорают огневые точки «альфа», «бета», «гамма».

Вот только точек ведь было четыре!

Я замотал головой, пытаясь избавиться от наваждения. Куда мы ходили играть? Обычно – к «альфе» или «гамме», они ближе всего. Реже – к «бете». И лишь пару раз, возвращаясь с похода по лесам или с Серебряных водопадов, – к «дельте».

Неужели Огарин сам не знал о ней?

Десять километров примерно на юго-запад. Я посмотрел в ту сторону – небо оставалось чистым, голубым.

– Я знаю, где мы укроемся, – сказал я. – Идемте.

Есть такие религии, которые считают, что весь мир – это сон. Сон бога, придумавшего мир. Твой собственный сон. Сон какого-то ничем не примечательного человека. Это, наверное, многое объясняет, если так думать, сны – они ведь всегда в чем-то ужасны. Даже красивый и добрый сон страшен тем, что приходится просыпаться.

Может быть, и впрямь это все – сон?

Мы быстрым шагом шли по бескрайнему бетонному полю, прочь от методично-жестоких псилонцев, от наших ребят, пытающихся противостоять им.

Во сне нельзя предать, ведь правда?

Или – если ты предал во сне, значит, давно уже готов к этому наяву?

А может быть, мне все это снится? И Эн Эйко с ее дерганым братцем, и атака псилонцев. Или хотя бы только атака? Сейчас я проснусь, и окажется, что гонщики проследовали дальше, никакого «Лоредана» нет и в помине, а мне надо покупать букетик цветов и идти к Ольге Ноновой свататься. Отец Виталий, наверное, так истолкует мой кошмарный сон, в котором немолодая учительница вдруг проявила себя героиней.

Нет. Это не так.

Все наяву.

Просто ожили древние страхи, воплотились в явь страшные сны.

Расплывчатые, неясные тени, которые так приятно было представить вечером, под одеялом, отложив книжку о Смутной войне, – они вернулись. Обрели плоть и кровь. И захотели нашей крови.

Неужели они не понимают, что прошло почти две сотни лет, что сейчас – мир?

Не могут не понимать. Они умные, очень умные, псилонцы.

Значит, приказ, отданный сгинувшими давным-давно правителями, значит для них так много?

Или просто-напросто, увидев, что на планете по-прежнему земное поселение, они решили, что война была проиграна, а их раса уничтожена подобно сакрасам? И пошли в последний, беспощадный бой, желая если не победить, так хотя бы дорого отдать свою жизнь?

Тени. Тени из прошлого. Зажги тысячу лампад, уставь свечами храм, выйди под солнце – они все равно приползут. Из победоносной войны, из овеянных легендами подвигов. Как там звали пилота, протаранившего «Лоредан»? Уже и не помню. Подвиг остался в скупых строках военных архивов. А жертвы его подвига – приползли по месту назначения, чтобы достойно погибнуть.

Они ведь обречены. И не могут этого не понимать.

Но когда ты лишь тень – тебе уже не больно.

– Алексей?

Я покосился на Артема. Мальчик шел рядом со мной, его сестра – чуть впереди.

– Да?

– Ты здесь всю жизнь прожил?

– Угу.

Наверное, хочет сказать, как это скучно. Что ж, я и сам понимаю.

– И никуда не приходилось улетать?

– Нет.

Он как-то хмуро улыбнулся.

– Я тебе завидую.

– Чего?

– Когда-то я мечтал путешествовать. Потом перестал.

– Почему?

Артем пожал плечами:

– Да потому что у всех путешествий бывает конец.

– А у тебя проблемы, верно? – осторожно спросил я.

– Еще какие.

Теперь он больше не выглядел замкнутым. Скорее – обреченным. Будто делал что-то по инерции, потому что надо, ни удовольствия не получая, ни на удачу не надеясь. Так можно писать контрольную, зная, что все равно не сдашь.

– Ты не переживай, – сказал я. – Уверен, выпутаетесь. Сейчас затаимся, потом вы с Эн улетите.

Улыбка у него была хорошая. Только он ни капельки мне не поверил.

– Не выйдет. Ты еще увидишь, правда.