– Знаешь, – провожая его взглядом, сказал Огарин, – однажды на учениях случилось время, и нас, кадетов, повели в театр. Пьеса была очень интересная. Мы на начало опоздали, но вроде уже стали понимать, в чем дело, тут нас подняли, построили и отправили обратно в лагерь.

Он достал трубку. Посмотрел на небо, усмехнулся, стал набивать табак.

– Это ведь специально сделали. Умные были люди, очень умные. Приучали нас к тому, что не на всякую пьесу попадешь вовремя и не каждую досмотришь до конца. Что в театре, что в жизни. Ладно, Лешка. Мне пора. Держись.

Огарин вдруг сунул нераскуренную трубку в карман, крепко обнял меня и пошел к штабу. Через минуту над космодромом уже разнесся его голос:

– Твою мать! Следующего, кто снимет оружие с предохранителя без приказа, застрелю лично!

Я пожал плечами.

Странный он все-таки человек.

– Ну вот. Такие дела.

Ко мне подошел Семецкий, директор нашей единственной школы. Невысокий, узкоплечий, когда-то он казался нам великаном, как и Оля Нонова – великаншей. Вот только Ольга и впрямь была крупной.

– Знаешь что, – так же меланхолично произнес Семецкий. – А давай-ка мы с тобой выпьем? Никогда не пил со своими учениками! А теперь – выпью!

Он достал из кармана плоскую фляжку, протянул мне.

– Спасибо. – Я глотнул коньяка. – А что ты «Хамелеон» не надеваешь?

– А, – Семецкий махнул рукой, – успею. Да и вообще я маленький, меня и так не заметят. Разве что ружье это.

Приподняв за ствол «Ультиматум», он помахал им над бетоном, царапая пластиковый приклад.

– Как ты думаешь, почему тебе, парню рослому, дали маленький пистолет, а мне, такому невысокому, – большую пушку?

– Не знаю, – возвращая фляжку, ответил я.

– Вот и я о том, – вздохнул Семецкий. – Пойду я…

Волоча оружие, он пошел прочь и сразу же затерялся в толпе.

И мне стало совсем нехорошо.

Я вдруг подумал, что больше никогда его не увижу.

Еще четверть часа мы протолкались около грузовика. Снаряжение уже все получили и ждали теперь непонятно чего.

– Ребята, пора! – раздался наконец голос дядьки. – Выдвигаемся к секретной огневой точке «гамма». Все помнят, где она находится?

Многоголосый рев подтвердил, что никто не забыл свои детские шалости.

– Поехали! – Древним боевым кличем пилотов-камикадзе Григорий заставил народ собраться. – С нами Бог, Единая Воля и Грей!

Двинулись по полю мы нестройно, но довольно дружно, а учитывая всю ситуацию – еще и чрезвычайно весело. То ли выданное оружие так подействовало, то ли то, что собралась огромная толпа, – не понять. В хвосте колонны даже затянули старую военную песню «Мы рождены, чтоб звезды сделать пылью…», но, поскольку слова мало кто знал, песня потихоньку стихла.

Минут через пять защитные накидки стали работать, наверное, приспособившись к нашим телам окончательно. То один, то другой человек таял, превращаясь в смутную тень, над которой облачком плыло лицо в прорези капюшона. В движении люди еще оставались заметны, замерев неподвижно – полностью сливались с местностью.

Чем Бог не шутит?

Может быть, помогут накидки, и удастся отбить атаку десантников? Бомбить планету им нечем, протянем время, придет флот, разнесет крейсер в щепки, о нашей планете слава прогремит по всей Галактике. Еще и кредиты Грей направит на развитие, журналисты толпами понаедут, жемчуг взлетит в цене.

Так, предаваясь успокоительным мечтаниям, я и дошел до секретного бункера «гамма». Разумеется, увидеть его было невозможно, все строения глубоко под землей, под бетонными плитами. Но я помнил несколько замаскированных точек входа и даже представлял, где вынырнут на поверхность лазерно-ракетные турели, когда начнется бой. Григорий, поговорив с солдатом, начал отдавать приказания. Всех нас разместили кольцом двухсотметрового диаметра вокруг бункера и велели залечь. Минут через пять при беглом взгляде могло показаться, что космодром абсолютно пустынен. Я видел только своих ближайших соседей – Семецкого, Нонову, Артема, вернувшуюся Эн Эйко.

– Будешь? – спросил меня Семецкий, показывая флягу.

Я помотал головой. Хватит. Вспомнил свою недавнюю дурацкую мысль, что вижу Семецкого в последний раз, и обругал себя за слишком бурное воображение.

Еще побарахтаемся!

Семецкий глотнул и завозился, пытаясь улечься на «Ультиматуме» и прикрыть его собой. Получалось плохо, то боковые ручки торчали, то ствол высовывался. Семецкий ерзал, раскидывая руки, колотя приклад коленями, тихонько ругался.

– Ты чем там с ружьем занимаешься? – окликнул его кто-то. Раздались смешки.

– Да идите вы, – огрызнулся Семецкий. – Тут, понимаешь, пытаешься замаскироваться…

У Ноновой таких проблем не возникло. Здоровенный «Шанс» она уютно пристроила на груди, едва ли не баюкая, как младенца. Недавний конфуз явно успел выветриться у нее из памяти.

Артем и Эн внимания на происходящее не обращали. Эти странные дети говорили о чем-то своем. Кажется, даже ругались. Лицо девочки, почти полностью прикрытое комбинезоном, было красное, злое. Что-то у них не так пошло.

– Внимание всем!

Я дернулся, когда в ушах раздался голос Огарина. О том, что накидки оборудованы средствами связи, нас и не предупреждали.

– Я буду находиться на связи с вами постоянно. Контакт односторонний, к сожалению. Итак, как мне сообщили, все группы заняли позиции. Дети и старики уже в лесу. Я получил от них последний доклад, после чего рация была уничтожена. А теперь – о главном. По данным спутников наблюдения, «Лоредан» начал сброс десанта.

По спине пробежали мурашки.

– Впереди идут три истребителя. Повторяю – три. За ними – четыре десантных бота. Видимо, это все, что у них осталось. Стационарным точкам отдан приказ пропустить истребители и сосредоточить огонь на десанте.

Голос Дениса чуть дрогнул. Он прекрасно понимал, что этим приказом обрекает своих людей на гибель. Пока наводчики будут пытаться разбить силовые щиты десантных ботов, истребители уничтожат бункеры.

Зато у нас появится шанс.

– Время до появления истребителей – три минуты. Время до появления десанта – пять-шесть минут. Удачи всем нам!

Снова наступила тишина. Но ненадолго.

– Я этого тебе не приказывал!

Я покосился на иномирцев. Артем привстал на локте, едва заметный со спины. Эн резким движением пригнула его к бетону. Что-то быстро, торопливо сказала. Мне показалось, что я прочел по губам «теперь уже поздно».

У всех свои проблемы.

– Ой не нравится мне это, – самому себе сказал Семецкий.

И тут в небе раздался тонкий визг. Я понимал, прекрасно понимал, что демаскироваться не стоит. Но все-таки глянул вверх.