Когда поздним вечером я вышел из леса – уставший, голодный,злой, ненавидящий весь мир – и себя самого в придачу, то наткнулся прямо наабори.

Туземец сидел на бетонной плите, косо выпиравшей из земли.Эта часть космопорта была давным-давно заброшена, уложенные некогда с такимстаранием плиты раскрошились, и трава-конусовка выпихивала их одну за другой.За моей спиной бетон уже превратился в гнилое крошево, даже не напоминавшеепродукт человеческих рук. Впереди, ближе к городку, плиты еще держались.Вначале шли волнами – чужая земля неумолимо отвергала их, потом обретали былуюпрочность.

Абори посмотрел на меня, выпуклые глаза запульсировали,настраивая фокус. Подтянул длинные тонкие ноги, будто опасался, что я сдернуего с плиты.

– Мир и любовь, – буркнул я, обходя плиту с нахохлившимсяабори. Это был старый туземец, бурый цвет ложнокожи выдавал преклонный возраст.Такие старожилы частенько разражаются приступами кашля, а мне совсем неулыбалось оттирать едкую слизь с комбинезона.

– Мир и любовь, – нечленораздельно повторил абори. Яостановился. Туземцы могли лишь копировать речь, но сам факт ответа говорил ожелании общаться.

– Хорошо, дружок, я слушаю, – остановившись на безопасномрасстоянии, произнес я. Абори наморщил сплюснутый нос и прогнусавил:

– Хорошо… дружок…

Я ждал. К существу, которое говорит носом – просто изжелания привлечь твое внимание, стоит быть снисходительным.

Абори отцепил одну руку от плиты, пропихнул ее в складкиложнокожи. Я терпеливо ждал, пока туземец ковырялся в своих внутренностях.Может быть у него печенка зачесалась…

Абори издал хлюпающий звук и вытащил наружу крошечный оранжевыйшарик. Протянул его ко мне, перекатывая на ладони.

Жемчужина была хороша!

Нет, не «Рассвет Империи», не «Плазменный цветок». Нополноценная жемчужина первой категории, а это – лет пять безбедногосуществования для меня.

Или билет на Терру.

Я шагнул к абори – и тот мгновенно спрятал жемчужину в своетело.

– Вода? – тупо спросил я.

– Вода, – согласился абори.

Им, коренным обитателям планеты, ничего не надо от нас.Совсем ничего. Оружие, техника, одежда, пища – ничего не стоят в их глазах.

Только вода. Совсем немного чистой воды – около литра. Этацена устраивает всех, и литровую фляжку на поясе носят даже маленькие дети. Всезнают, как поступить, если абори протянет тебе жемчужину.

Я отстегнул флягу и показал абори. Фляга была легкой, оченьлегкой.

– Я заблудился, – сказал я. – Понимаешь? В пескахзаблудился. У меня нет воды.

Абори вздохнул и сполз с плиты.

– Подожди! – крикнул я. – Ну подожди, подожди же ты! Япринесу! Час подожди! Полчаса!

Я вдруг подумал, что за полчаса успею добежать до ближайшегопоста охраны. А там – наполнить флягу, взять флаер – ребята разрешат, и за паруминут вернуться сюда.

Абори уходил.

– Скотина! – крикнул я вслед.

Как всегда, почувствовав угрозу – пусть даже слабую, абориостановился. Посмотрел на меня – и голову вдруг продуло насквозь ледянымветром. В пустом черепе задребезжал ссохшийся шарик мозгов.

Угроза была устрашающе достоверной. И главное – вполнеобоснованной. Высушить мои мозги для абори – секундное дело.

Впрочем, он понимал, что от ругани до выстрелов в спину –дистанция огромная. Развернулся и вновь зашагал к лесу. Я стоял, только теперьосознав, что сжимаю голову руками, то ли в бесплодной попытке прикрыться отиллюзии, то ли пытаясь подогнать череп под новые размеры мозгов.

Как он меня… паршивец…

Абори уходил. Я откупорил флягу и медленно вылил на землюостатки воды. Слишком мало, чтобы заинтересовать туземца. И самое смешное – онаничего не стоит. Воды на планете много, две артезианские скважины обеспечиваютгородок полностью. Есть и реки, и озера, и болота.

Просто иногда абори считают разумным сменять на литр водывыращенную в собственном теле оранжевую жемчужину.

Они хорошо устроились, абори. Никто не станет ссориться ссуществом, владеющим телепатией и способным излучать микроволны. Тем более, чтоотобрать спрятанную жемчужину невозможно – в трупе она растворится в долисекунды. Тем более, что другие абори все равно выследят убийцу – и поджарятживьем. А если он покинет планету – убьют самого близкого ему человека. Как онивыбирают самого близкого человека – неизвестно. Но они не ошибаются. Такпоступили с сыном Дина Рассела, человека, отобравшего у абори «Плазменныйцветок». Никто не знает, почему он убил туземца, вместо того, чтобы отдатьфлягу – вода у него была. Но он отплатил за жемчужину выстрелом, удрал спланеты – а к вечеру того же дня абори пришли в городок. Полосу заграждений онипрожгли – с тех пор высоковольтный забор не восстанавливают. Вошли в город –никто не рискнул преградить им дорогу. Все думали, что они схватят жену Рассела– а туземцы взяли его сына. Только священник пытался что-то сделать. Бегал сосвоим крестом, кричал. А туземцы повторяли: «Одумайтесь… невинный… гнев Божий…»и тащили парня на площадь.

Там его и сожгли. Вмиг, без лишней жестокости. Был человек,стала высушенная изнутри оболочка.

Несколько человек схватились за оружие, но вовремяпочувствовали, что абори готовы повторить фокус и с ними.

А потом два десятка абори направились к людям – и протянулиоранжевые жемчужины. Нет, не в качестве компенсации. Они предлагали обмен.Напоминали, как он должен проходить.

И рядом с мумией семнадцатилетнего парня, имевшего несчастьебыть сыном Рассела, люди молча отстегивали фляги и отдавали их абори…

…Я смотрел на последние капли воды, срывающиеся с горлышка.Потом бросил флягу и ударил каблуком. Пластик смялся, но выдержал. Я топталфлягу, пока не отбил пятки.

Пластик оказался прочнее, чем я.

Уже совсем стемнело, багровое солнце скрылось за горизонтом,проступили звезды. Я подошел к посту – круглому, вросшему в бетон куполу,утыканному маленькими башенками боевым систем. По уставу купол должноприкрывать силовое поле, все входы-выходы – наглухо задраены, а меня, прущегонапрямик по взлетному полю, уже три раза предупредили бы, и раз пять сожгли.

Хорошо, что мы живем не по уставу. Хорошо, что у нас такаямирная и спокойная планета.