прописаны их права и обязанности, как и у всех прочих шведских граждан. Ну разве что селить их будут у тех самых шахт, да требовать оплатить переселение – наличными или работой на шахте-заводе-верфи или в порту.

Дальше… Дальше совсем просто – попаданец помнил, что вроде как дети скандинавов и финноязычных народов легко «славянизируются». В группе детского сада достаточно было парочки русскоговорящих малышей – и вся группа переходила на русский! Но это, понятно – дело далёкого будущего, да и то – в теории. Как там оно выйдет на практике, покажет только время, и вряд ли он дождётся значимых результатов.

Один из аналитиков в Бюро Юргена предложил интереснейшую идею: «кашубизировать» беглых польских крепостных. Несмотря на многочисленные кордоны с польской стороны, бежали они в Поморье массово, не пугаясь перспективы выдранных ноздрей или порки до смерти при возможной поимке шляхтой.

Что с ними делать, герцог не слишком представлял. Ну да, какая-то часть влилась батраками на фермы и чернорабочими в города – причём с радостью! Жалованье, на которое можно нормально прокормить семью и снять угол, да отсутствие побоев, уже воспринималось ими со слезами на глазах. Однако беженцев было многовато, да и поляки…

Не то чтобы Рюген был сильно настроен против них – служили у него немало выходцев из Польши, и нужно сказать, что неплохо. Вот только если они позиционировали себя как «русская шляхта», «кашубы», «мазуры» или как-то ещё, даже будучи чистокровными поляками, всё было нормально. А если как поляки – тут же начинали надуваться спесью, вращать глазами и раздувать щеки при любом поводе. И главное – работа практически останавливалась[313]. Да и не нужны ему были польские общины на своей территории – в принципе. Пусть он плохо знал историю, но вот то, что проблем от Польши у Российской империи было до хренища, помнил. Так что ассимиляция и только ассимиляция.

Именно её предложил аналитик.

– Сир, ничего сложного не потребуется, – уверенно говорил неприметный человек с внешностью чиновника средней руки и волчьими глазами профессионального убийцы. – Дать понять беженцам, что поляков мы будем отдавать назад, а вот к другим славянским народностям отношение гораздо мягче. Пусть учат венедский – это несложно, они достаточно близки. Ну и работают заодно. Так, знаете… Днём работают, чтобы содержать семью, общение только на нашем языке, а вечером – лекции о величии венедов и о том, что в их жилах течёт венедская кровь.

– Ну так не всех охватить нормально получится, – сказал Грифич, с интересом слушавший подчинённого.

– А и не надо, – хладнокровно парировал тот, – наши агенты будут среди них, так что пропустим сквозь «сито». Начал считать себя венедом, предков которого проклятые ляхи сделали рабом – добро пожаловать. Есть сомнения – предлагаем им отправиться к русским, Павлу люди нужны. Не получается ничего – испанцам можно предложить, им в Америке людей не хватает, пусть колонистами берут.

– Неплохо, – потёр подбородок герцог, – а с верой как быть? Сам же знаешь – ксендзы, они такие…

Те и в самом деле были «такими» – католическая церковь в общем-то не одобряла рабства и вынуждала себя вести достаточно мягко по отношению к завоёванным дикарям, если те приняли крещение… Но вот польские ксендзы, большинство из которых являлись выходцами из шляхетских семей, искренне считали крестьян шляхетским «имуществом». По мелочам они могли заступаться за них, отчего крестьяне в большинстве своём были им благодарны. Но всё равно «имущество» и «так решил Господь». Так что проблема была серьёзной.

– Есть несколько путей решения, сир. Первый – просто не допускать священников-поляков на твои земли. Второй – предлагать беглецам принять иную христианскую конфессию. В Россию – православные, император всё едино иных переселенцев не пропускает. Ну а в Швецию – протестантов. Поднять там косвенно вопрос о вере, всё-таки страна лютеранская. Думаю, многие беглецы захотят поменять конфессию в обмен на сытую и безопасную жизнь.

– Пожалуй, – задумчиво сказал Владимир, – с верой нужно будет усилить нажим. Если сменят веру, то и другие убеждения будет проще вдолбить.

Глава седьмая

В начале мая 1780 года у Павла и его жены, урождённой Марии Подебрад, наконец-то родился мальчик. В связи с этим император объявил амнистию некоторым репрессированным ранее мятежникам, разрешив им селиться в маленьких провинциальных городах. Столицы губерний и тем более Петербург с Москвой были для большинства из них всё ещё закрыты, но хоть что-то… Была и налоговая амнистия для крестьян, для мелких воришек и так далее.

Вообще, под неё попало очень незначительное количество народа – от силы несколько тысяч. Но перечисление видов амнистий занимало достаточно много места и выглядело очень внушительно. Ну да – психология… Павел давно уже составил и имел наготове несколько списков для амнистий и… для репрессий. Списки эти не были постоянной величиной, и в них постоянно вносились какие-то исправления.

Приближённые об этом знали – и знали, что некоторые из них время от времени проходят по самой грани, испытывая терпение Самодержца. Несколько «особо умных» группировок даже «подкупили» лакеев, и те доносили им информацию об изменениях.

Так что бывший ученик нашёл у вельмож ещё одну форму воздействия и умело ей пользовался. Ух, как усложнились интриги сановников после этого нововведения! А как упростилась жизнь императора… Идею Владимир предложил через тестя, заведующего Кабинетом его величества. Предложил выдать именно за свою идею – нехай Головины упрочат своё влияние, ведь таким образом в руках тестя оказался не «зародыш» спецслужбы, как было раньше, а спецслужба полноценная, пусть и маленькая. Пригодится.

На торжества по случаю рождения наследника Павла Рюген приехал, с трудом выкроив время – очень уж плотный график наметился у него с началом «картофельной» войны.

При встрече обнялись с Павлом, благо обстоятельства были таковы, что не нужно было следовать этикету. Император встречал бывшего наставника прямо в порту, куда прибыл вроде как случайно – с инспекцией. Такая случайность позволяла сильно сократить время, в противном случае чёртов дипломатический этикет не дал бы возможности поговорить раньше, чем поздним вечером.

– Здоровенький. И горластый! – вместо приветствия выпалил император и глуповато улыбнулся.

– Держал на руках?

– Да – и он меня описал! – Восторгу Павла не было предела.

До самого дворца Самодержец рассказывал ему о сыне, порывисто размахивая руками. К концу поездки договорился уже до того, что младенец обещал стать великим полководцем – ибо громко орёт, уверенно писает