Нужно сказать, что брак с Марией получился удачным. Любовью здесь и не пахло – со стороны Павла, но жену он ценил, так что позже, возможно… Хотя вряд ли – император, можно сказать, был «женат» на работе. Но вот Мария мужа сильно любила. А почему нет-то? Ну да, не красавец, но и не урод. Зато воин какой! Репутация человека, который ещё подростком отражал атаки турок в первых рядах и первым же входил в захваченные города… Прибавить несомненное мастерство наездника и фехтовальщика, танцора… Прекрасное образование, ровный характер, уважительное отношение к жене… В общем, та прекрасно понимала, как ей повезло.

Младенца нарекли Александром, а крёстным отцом стал не канцлер Воронцов, открыто на это намекавший, а Румянцев.

– Да отговорился, – ответил на вопрос Павел, переодеваясь в фехтовальном манеже, – дескать, он и так для меня второй отец, а его племянница как мать – куда ж ещё.

– А на деле?

– Да зачем он? И дело даже не во власти, я и без того большую часть полномочий на себя замкнул. Старый он, долго не протянет, а ребёнку нужен настоящий крёстный, а не могильная плита с его именем.

– Румянцева будешь канцлером ставить?

– Его. Сперва вице-канцлером сделаю, чтоб дела успел принять нормально. Сам знаешь – администратор и полководец он отменный. Эвона как с Малороссией справляется уверенно, да со всеми этими Молдавиями – Бессарабиями…

– А на его место Потёмкина?

– Его. Рановато, конечно… Опыта б ему поднабраться, чтоб и с Новороссией, и с Малороссией, и с Новыми Землями справляться. Ну да ничего, справится – команду он себе неплохую подобрал, да и… Горит человек, хочет Юг сделать процветающим. Пусть. Справится.

Грифича кольнуло, как уверенно говорил Павел о скорой смерти канцлера. В эмоциях его было ощущение, что Воронцов просто зажился, стал лишним. На «пенсию» по ряду причин не получается, так что придётся этак вот…

Переоделись, и Владимир оценил форму бывшего ученика.

– Хорошо, даже вырос! – сказал он запыхавшемуся императору час спустя.

– Вырос… Только и ты… Ффух…

– Нет, ты просто отвык от моего уровня, вот и кажется.

– Ну, может.

В Петербурге дел было много: раз уж приехал, то нужно было решать вопросы Померании-Поморья, Швеции… Кстати, как у короля Швеции претензии к Павлу были – его люди несколько увлеклись и начали «спрямлять» границу в Финляндии. Не то чтобы последняя была сильно нужна… Это лет через сто с гаком здесь могут открыть… А могут и не открыть (!) какое-нибудь месторождение, а пока – пустынные земли, богатые разве что рыбой и лесами. Но этого добра и в России было предостаточно!

– Вот здесь залезли, – тыкал пальцем по карте король, – а вот здесь и вовсе военное поселение стали возводить!

– Ну начали, так начали… – вильнул взглядом император.

Грифич возмущённо уставился на него:

– Я понимаю, что уходить не хочется, да и воевать я с тобой не буду. Тем более из-за такой мелочи. Но ты хоть понимаешь, что из-за этого вот «спрямления» я просто не смогу принять в Швеции некоторые законы, благоприятствующие России?

Задумался…

– Ты прав, – тяжело сказал он, – заигрался.

На этом и закончили.

Забавно вышло с бывшей «вотчиной» – Департаментом образования. Практически все чиновники были ещё «рюгенского» набора и по старой памяти пришли к нему с просьбами и предложениями. И?.. Пришлось решать – Павел попросил. Ну в самом деле, если Грифич известен в Европе как серьёзный учёный, поэт и композитор, плюс «административный ресурс»… То и выходит, что с некоторыми вопросами проще обратиться к бывшему начальнику и теперешнему союзнику России.

Прежде всего, требовалось упорядочить научную переписку с целью обмена информацией. Для этого Грифич, не мудрствуя лукаво, предложил организовать несколько научных международных журналов. Учёные будут присылать туда статьи, которые хотят видеть опубликованными, а затем журналы эти будут рассылаться по университетам – бесплатно.

Последнее привело сановников от науки в восторг – экономия! А ведь печатать журналы предполагалось где-то с тысячу экземпляров в общей сложности… Университетов-то в Европе до хренища, да и посылать нужно не по одному экземпляру, да «продавили» решение посылать их ещё и в такие заведения, как Шляхетский корпус и прочие.

Дороговато, да. Качественная бумага в восемнадцатом веке стоит недёшево, а гравюры, без которых не обойтись – и вовсе… Да другие расходы. Сумма выходила такая, что можно было бы взять на содержание полноразмерный пехотный полк, а то и не один. Но Владимир унял «жабу» – если дело выгорит, то Померания станет одним из научных центров Европы. Она и сейчас очень даже неплохо выглядит – хватает университетов, да и всеобщее образование сильно подстегнуло строительство типографий, частных школ (ну не могут же дети почтенных бюргеров владеть таким же набором знаний, что и отпрыски прачек и чернорабочих?!), так и расширение университетов… А заодно увеличение числа преподавателей, всевозможных научных исследований и… пошли открытия. Не так чтобы «валом», но уж никак не меньше, чем в Пруссии, а это, знаете ли, показатель!

Были и дела, связанные с образованием косвенно. К примеру, несколько лет назад к Канту удалось «подвести» девушку из рода Головиных. Особа эта сильно увлекалась наукой, так что тихой сапой… Сперва – «научный союз», а затем и законный брак – «исключительно ради приличий». Ну а там и детки пошли…

Зачем такие ухищрения? Ну так Канта знал даже попаданец и помнил, что там тот умер неженатым и бездетным. А такая генетическая линия не должна пресечься! Ну и разумеется – лучше она пересечётся с Головиными, всё-таки родня, пригодится. Кант в итоге влился в высшее общество, что сильно облегчило как научную, так и административную деятельность, Головины же получили ещё одного умника[314] в свои ряды.

Аналогично и с Ломоносовым сыновей у него не было, но двух внуков и внучку[315], пока ещё не достигших брачного возраста, чаще видели в московской усадьбе Головиных, чем в доме деда или родителей.

Такой подход решал сразу несколько дел: учёные получали статус, и работать им становилось значительно проще, другие учёные видели – взлететь-то можно высоко (!), и наконец – родня по линии жены обновляла кровь. Что ни говори, а высшее дворянство и в России приходилось друг другу родичами. Дела обстояли не настолько печально, как в Европе, но подстраховаться, по мнению Грифича, стоило.

Кант, помимо административной деятельности