руках Незабудку. Девушка вертелась, пряча смущенную улыбку в маленьких ладошках. — Наконец-то мне это удалось, да, крошечная? — Габри любовно коснулся воздушных, как пух, локонов.

Агнесс увидела, что девушка рассыпает всем быстрые веселые взгляды, пытаясь укрыться за собственную хрупкость.

— А то она мой ангел, а я ее меньше всех вижу, — пояснил Габри. — Скоро забуду, как она выглядит, и придется тогда напоминать мне!.. Да, Незабудка?.. — он наклонился над ее ухом, и девушка, захихикав, поглядела на него все теми же неуловимыми глазами.

— Это ее настоящее имя? — спросил Иегудиил.

— А кто ж знает! — не смог ответить Габри. — Незабудка, что скажешь?.. Как тебя зовут на самом деле?..

— Она говорить-то вообще умеет?.. — выразил сомнения Салафиил, видя, что девушка по-прежнему молчит, как хомячок крутясь в объятиях архангела.

— А, Незабудка? Умеешь говорить? — снова обратился к ней Габри. — Что же ты молчишь? Я тебя не укушу: я хороший. А?.. Нет, видимо, не умеет.

— Люба, — вдруг пискнул кто-то.

— Что-что? — глаза Габри округлились на Незабудку.

Но она лишь рассмеялась и, поднявшись на цыпочки, быстро обняла его за шею, после чего растаяла в его ладонях.

— Ну вот, — расстроился Габри.

— Хорошего понемножку, — напомнил Михаил. — Зато ты теперь знаешь, что она все-таки умеет говорить. И что либо ее зовут Люба, либо она тебя любит. Либо и то, и то, что очень вероятно, — в его глазах вспыхнула и погасла улыбка.

— Это да… — протянул Габри, сжимая в руке помятый цветочек.

— И каждый из нас вспомнил кого-то, — добавил Салафиил. — Поэтому я говорю всем до встречи и ухожу.

— Я, кстати, тоже, — сказал Иегудиил. — Всем пока!..

— И мне надо повидаться кое с кем! — произнес Габри. — Все, я ушел, пока! — он торопливо исчез, и тут только стало заметно, что поляна муз опустела наполовину и пошла крупными пахучими цветами. Иегудиил и Салафиил удалились вместе, но вскоре разошлись в разные стороны.

Михаил приблизился к Агнесс.

— Ты, наверное, тоже по кому-нибудь соскучилась и поэтому сейчас уйдешь? — его пальцы коснулись розового цветочка, зажатого в красивых пальчиках.

— Вспомнила. И, наверное, вправду уйду, — согласилась Агнесс. — Ведь мне вдруг так захотелось погулять с тобой по облакам.

Крик аскетизма и жарких баталий жестокой игры среди холодных стен промозгло вопиющей страсти.

В самой утробе западных кварталов ада, где-то между генеральскими покоями и отдаленным конференц-залом, водопроводным напором фонтанировала активность. Здесь, в просторном и холодном зале со строгим интерьером, проходила плановая тренировка элитных войск.

На каменных площадках, распределенные на компактные группы, бились на мечах около двух сотен мужчин, совершенствуя и без того веками отточенное мастерство. Отрабатывая простые и коронные удары до автоматизма, вымещая друг на друге все, что накопила в душах жизнь, они готовились здесь к боям с небесным легионом, боях на каждом клочке Земли, за каждый вершок человеческой души. И каждая из войн была решающей, ведь речь шла о людях, а значит о жизненной силе и господстве над миром. Это был полигон мужчин, сильных и уверенных в себе, — так представлялось сие в далеком идеале.

Тренировки проходили два раза в неделю, и явка на них была условно обязательна. Иначе говоря, любой воин адской армии обязан был пройти не менее трех таких тренировок в месяц и потому мог сам выбирать удобное для себя время между командованием отрядами и бурной личной жизнью. Чтобы проверить качество подготовки, примерно два раза в год устраивались всеобщие адские турниры, куда являлись отборные представители войск и сами генералы. Тогда-то и начиналась настоящая рубка. Карьера, слава и престиж — вот что лежало на кону в этих раундах, наряду с возможным повышением, любовью женщин и благосклонностью Князя. В отличие от простых тренировок, где генералы сами руководили своей «тусовкой», выбирая методику и стиль занятий, на турнирах шли бои всех против всех, армия против армии, эмблема против эмблемы. И горе было тому, кто в решающий момент подведет в скрытом противостоянии генералов преисподней.

Сегодня, после недавно откуролесившего праздника ада, в тренировочном зале было негусто: несмотря на прошедшие после вакханалии два дня, многие до сих пор лечили высосанные нервы и тела, отпаиваясь старинными зельями из рук своих любовниц.

Воины тренировались командами, каждая армия на своем, отгороженном от других, участке. На первом месте, у самой дальней стены, расположились элитники Варфоломея — лидеры не только согласно иерархии, но и благодаря мастерству и стабильно высокой явке. Даже в этот тяжелый день демонов первой армии было больше всех, и они дрались как монстры. Обнаженные по пояс, в одних кожаных брюках, воины похоти, как страницы древней книги, рассказывали наколками на своих телах обо всех позах Камасутры. Во всех движениях узнавался стиль Варфоломея. Лежащие на лицах отпечатки навечно застывшей гримасой выдавали подчиненных своего генерала. Они воевали вожделенно, с углями в глазах, получая удовлетворение от каждого удара. Ни с чем несравнимое желание победить, взять, уничтожить. Но самого предводителя среди них сегодня не было.

На следующей площадке, вторые по численности, вторые по номеру, но исключительные по крови, дрались солдаты генерала Алана. И здесь сразу ощущался холодок иной войны. Эти, одетые в полную форму, воевали сдержанно и расчетливо, вкладывая в свой бой вдохновение уверенной тактики ледяного рассудка, привыкшего брать свое не одним лишь нахрапом. Тяжело было говорить о том, уступали ли они в чем-то воинам первой армии: они были чересчур разными. Тоньше и даже элегантнее были воспитанники гордыни, вечно несовместимые со стихией живых жил Варфоломея. И такая же вечная шла между ними борьба за первенство.

В рядах своих элитников присутствовал и Алан. Единственный из генералов пришедший сегодня на тренировку.

И это было тем, что ласкало небрежностью походки глаза женщин, столпившихся в проходах у стены. При входах в раздевалки, огороженные предупредительной линией, в зале собрались при полном параде роскошные адские дамы, ожидая конца тренировок. Это было лакомое место. Пожалуй, самое вкусное после покоев первой касты. В тренировочный зал, куда по обычаю пускали с условием тихо стоять, молча смотреть, прислоняясь к стене, буравить глазами, могли попасть только избранные. Все сферы влияния были давно поделены: исключительно самые дерзкие и властные женщины допускались в этот круг и терпели друг друга, доколе нужно было коллективно удерживать привилегию выбирать достойных любовников. Любая, пробравшаяся в зал без неформальной санкции женской элиты, рисковала быть осужденной скорым судом и отправиться на равнины с навечно обезображенным ногтями лицом. Периодически проходил перераздел преимуществ; иногда женщины выбывали из круга, становясь постоянными любовницами воинов, и тогда ряды пополнялись новыми претендентками, с боем прошедшими тернистый путь к