Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отпустите его, или я убью вас! – прошипела она сквозь зубы.
Укол стали заставил его ослабить хватку, отчего Крафт упал на землю и принялся кашлять, растирая себе горло:
– Вы защищаете его? – воскликнул Холланд.
– Нет, но мы не среди лондонских подонков, и я не продажная девка, из-за которой дерутся на кулаках! Хотите драться, деритесь как дворяне: со шпагами в руках.
Мгновение спустя это и произошло: двое мужчин столкнулись лицом к лицу, источая ненависть. Силы их были примерно равны. Не переставая драться, Крафт после одного удачного выпада бросил:
– Браво! Вот бы вам так же блестяще стоять против шотландцев, вместо того чтобы бежать от них словно лиса от собак!
– Их было десять тысяч, а нас только три. Это было бы избиение…
– Что вы говорите! – отрезал Крафт, не согласившись, но в то же мгновение он упал, получив удар клинком в бок.
Мария с криком хотела броситься к нему на помощь, да Холланд не дал ей сделать это.
– Мои люди займутся им, – сказал он, указав на длинную шлюпку, причалившую к берегу во время дуэли. – А вас заберу я!
Она не успела даже спросить куда. Холланд уже оторвал ее от земли, словно пушинку поднял на руки и понес к дому герцогини. Объяснения были не нужны. Ее сердце пело от счастья, а тело – от его близости. И, вздохнув, она обвила руками шею Генриха, позволив нести себя в тот рай, который считала навсегда утраченным.
Холланд, словно ураган, пронесся по дому под изумленными взглядами заспанных слуг, крикнув на ходу:
– Не беспокоить ни под каким предлогом!
Дверь комнаты под ударом его сапога с грохотом захлопнулась. Затем с несвойственной ему осторожностью он опустил Марию на пол, не выпуская ее из рук, и овладел ее ртом долгим и проникновенным поцелуем, будто хотел добраться до ее души. Потрясенная Мария была на грани обморока, когда он в бешеном неистовстве раздевал ее, срывая все, что было на ней, потом отнес на кровать, вокруг которой собрал все имевшиеся канделябры.
– Для чего тебе это? Ты хочешь, чтобы мы сгорели вместе? – слабым голосом спросила Мария.
– Я хочу видеть тебя! Боже, как же ты прекрасна! Время не властно над тобой…
И пока говорил это, раздевался и он:
– Никакой огонь не полыхает тем жаром, каким горел я, как только вновь увидел тебя.
– Зачем же была нужна та глупая игра, которую ты вел с первой минуты нашей встречи?
– Ты оттолкнула меня… Я хотел отплатить тебе тем же, я пытался оторваться от тебя, но это невозможно, ни одна женщина не сравнится с тобой!
Он овладел ею, не сказав больше ни слова, и Мария с восхищением отдалась распустившемуся в ней, словно цветок, наслаждению, граничащему со сладостной болью, которое он один мог дарить ей. Страсть, как она думала погасшая, страсть, которую она тщетно разжигала в объятиях других, вновь охватила ее с неистовой силой.
Когда первый чувственный голод был утолен, Мария услышала, как Генрих прошептал:
– Теперь ты понимаешь, почему я бежал из-под Келсо? У меня не было другого выхода, поскольку у меня есть ты. Ввязаться в сражение означало идти на верную смерть, о которой кричат как о славе. А я не мог умереть, не приласкав тебя. Видишь, Мария, моя любовь к тебе не боится бесчестия. Ты и ад мой, и рай.
Так, за закрытыми дверями, любовники прожили четверо суток, не подпуская к своему убежищу никого, кроме слуг, доставлявших им пищу да омовение. Все вокруг погрузилось в тишину. Королева, двор, да и весь мир – все было ими забыто…
Но на пятый день вмешалась суровая реальность в образе прибывшего аббата дю Дора, который в течение многих месяцев пытался склонить мадам де Шеврез к послушанию. Он приезжал из Парижа в который уже раз. В предыдущий он чуть было не увез с собой победу. В ту самую пору король Карл был увлечен войной, и Мария, устав от бесцельности жизни, была почти готова искренне признать свою жизнь в прошлом не праведной, в чем от всего сердца и раскаивалась… На этот раз Париж хотел прослыть великодушным: аббат прибыл с тем, чтобы донести герцогине новость о позволении ей вернуться.
Как только Холланд незаметно выскользнул через боковую дверь, пообещав вернуться ночью, Мария приняла аббата со всей любезностью.
– Так что же, – спросила она, – Его Величество и господин кардинал признали правомерность моей просьбы?
– Так мне сказано не было, но вот письмо, из которого вы узнаете обо всем. Оно из рук самого кардинала.
– Что ж, посмотрим!
В нескольких строчках Ришелье давал знать мадам де Шеврез, что ей дозволено вернуться к себе в замок Дампьер при условии, что она обещает жить там тихо и оставить всяческие интриги. Аббату же дано поручение доставить герцогиню в Дампьер в ближайшие дни.
Если бы не возвращение к ней Генриха, Мария осталась бы довольна этим полууспехом, но теперь, когда он снова был рядом, желанный, обожаемый ее любовник, она хотела одного: оставаться с ним сколько возможно.
– Все это хорошо, аббат, вы видите, что я благодарна за доброе расположение ко мне господину кардиналу. К несчастью, я теперь не могу уехать из Лондона…
– Но почему?
– Долги, аббат! Куча долгов, и рассчитаться я должна с ними сама, поскольку мой супруг герцог де Шеврез мне в том отказал.
– Ну а королева Генриетта-Мария и король Карл, они что же, не принимают в вас участия?
– Король ныне далеко, а королева в немочи по причине родов, да к тому же, будучи в разлуке с мужем, она никем теперь не интересуется. Кредиторы мои о том осведомлены и не выпустят меня отсюда. Нужно либо платить, либо свести счеты с жизнью.
Смущенный дю Дора взял перерыв, чтобы тотчас же урегулировать новую проблему. Мария была довольна. Разрешиться эта «проблема» сможет, на ее счастье, никак не раньше чем через несколько дней, а может, ей хоть в чем-то повезет, и будут оплачены ее долги. А там, возможно, ей придет в, голову еще какая-нибудь удачная мысль, которая поможет ей оттянуть еще совсем недавно столь желанное возвращение домой.
Ответ кардинала пришел быстрее, чем она ожидала. Он направил к ней управляющего имением Дампьера Буапийе – Мария и не знала, что тот перебрался в клан кардинала! – с восемнадцатью тысячами ливров, хотя она просила только лишь двенадцать! Помимо этого, до ее сведения было доведено, что