в Брюсселе, не знала, куда же направить ей свои стопы. В Мадрид с его мрачным двором, ханжами-придворными, кострами инквизиции и бесконечными религиозными шествиями? Печальный конец для придворной кокетки, алчущей свободы! Она даже подумывала об американских островах, находящихся под юрисдикцией Франции.

То были тревожные дни.

И вдруг в начале декабря долгожданная и одновременно неожиданная новость: после изнурительного недуга, в четвертый день месяца в своем дворце скончался кардинал Ришелье. Всего в нескольких шагах от улицы Сен-Тома-дю-Лувр…

По указанию губернатора Брюссель сиял огнями. Был дан бал, устроили салют, не забыли про нищих и бездомных. Словно умерший принц церкви был самим антихристом. Мария ликовала, как и все, кто по суровой необходимости обитал за границей. Никто не сомневался: то был знак всем изгнанным к скорому их возвращению домой, поскольку король был лишь марионеткой в руках кардинала. Но было известно и то, что здоровье самого Людовика XIII ничуть не лучше. Мария собрала свой багаж, убежденная в том, что уж теперь-то, когда не стало ее «палача», нет препятствий и к ее возвращению.

Но увы, ее ждало разочарование. Игнорируя недовольство приближенных, Людовик XIII не изменил себе. Он, как и прежде, оставался неуступчивым, не имевшим слабостей. Всем губернаторам в провинциях было указано, что со смертью кардинала никаких изменений в государственной политике не произойдет. Все назначения остаются в силе, государственные должностные лица остаются на своих местах. Не будет никакой амнистии и лицам, высланным из Франции. Более всех это касалось мадам де Шеврез, теперь король называл ее дьяволом во плоти. И даже провел через Совет письменный вердикт с запретом на ее въезд в королевство. Бывший канцлер и хранитель печати маркиз де Шатонеф также не заслужил прощения и продолжал прозябать в тюрьме.

Однако король ясно отдавал себе отчет в том, что дни его сочтены. Скрепя сердце он простил своего брата герцога Орлеанского. Он не решался передавать регентство своей супруге, в том числе и из опасения, что та не воспротивится возвращению мадам де Шеврез, ставшей его кошмаром. Править от имени маленького Людовика XIV станет Совет. Король понимал, что его завещание, как и большинство монарших завещаний вообще, вряд ли будет выполнено, но он настоятельно советовал Анне Австрийской следовать советам кардинала Мазарини, высоко ценимого Ришелье, который усматривал в нем истинного государственного мужа.

Мария оставалась, как и многие ее соотечественники, желавшие вернуться во Францию, в Брюсселе. И вот долгожданная новость пришла: четырнадцатого мая 1643 года король Франции Людовик XIII умер. Анна Австрийская не стала терять ни минуты с изменением завещания и с одобрения парламента стала регентшей при пятилетнем короле, которого носил на руках его старший камергер герцог Клод де Шеврез. И когда эти известия дошли до Марии, она стала вынашивать безумные планы: она возвращается во Францию, занимает свое место рядом с королевой – этой размазней! – и после стольких лет ожиданий наконец станет править!

Она была удивлена, когда ее не позвали ни на следующий день, ни через неделю, и объяснила себе эту задержку волнениями, охватившими весь Париж по случаю знаменательной победы, одержанной через пять дней после смерти Людовика XIII при Рокруа молодым герцогом д'Энгьеном, сыном принца Конде. И только позже, в июне, за ней приехал Буапиле. Впрочем, незначительный статус явившегося не удивил Марию: в конце концов, он был управляющим Дампьера, и за ней его послал сам герцог де Шеврез, ее супруг.

Ликуя от радости, она наконец тронулась в путь. В знак уважения этой знатной иммигрантке, к которой последнее время относились чуть ли не свысока, а теперь все словно опомнились, полагая, что к ней возвращается былое могущество, вплоть до Нотр-Дам-де-Галь ее сопровождали двадцать карет брюссельского двора. Ее карета миновала линии испанских передовых отрядов, и Мария собственными глазами увидела опустошительные последствия войны. Последнюю свою ночь вне пределов Франции она провела в Монсе, затем добралась до Камбра и границы, где теперь, следуя уже ее церемониальным правилам, ее встречал маркиз де Гокинкур, в маршальском звании, и провожал вплоть до Перроны, губернатором которой и являлся и где ее ожидал пышный прием. К своему удивлению, она встретила здесь своего бывшего деверя, герцога де Шольна, родного дядю юного герцога де Люина, которого не видела целую вечность. Де Шольн и его супруга дали обед в ее честь в своем замке. Мария оценила эти минуты, проведенные среди родственников, хотя к ее радости и примешивалось горькое сожаление по поводу столь долгого времени, когда она была ото всех удалена.

В Руйе ее ждали два близких ей человека: лорд Монтэгю и Марсияк, тот, что оказал ей бесценную помощь при побеге. И если в последнем особых изменений она не приметила, то Монтэгю на себя не походил. Обратившись в католицизм, он уехал из Англии и теперь находился на аббатстве Сен-Мартен неподалеку от Понтуаза. К ее изумлению, Монтэгю прибыл с приветствием от имени кардинала.

Мария вздрогнула:

– Кардинала? Но ведь его больше нет!

– Нет Ришелье, но есть кардинал Мазарини.

– Маленький монсеньор? Он кардинал?!

– Уже более года… К тому же он ближайший советник регентши.

– Не заблуждайтесь на его счет, – вступил в разговор Марсияк, – он теперь не тот, что был. Он имеет влияние, к тому же решил продолжать политику, начатую человеком в красном, хотя и с некоторыми послаблениями!

– Не думаю, что он силен… Выпущен ли из тюрьмы бедный Шатонеф?

– Выпущен, но…

– Это же прекрасно, вот он – нужный нам человек! – с энтузиазмом воскликнула Мария. – Королева, конечно, прислушается к моему совету освободиться от этого итальяшки Мазарини!

– Мазарини теперь француз…

– Кем бы он ни был, ему придется уступить место Шатонефу!

– Не спешите, мадам, и не пытайтесь строить планы, пока не увидитесь с королевой, – посоветовал Монтэгю.

– Вы найдете большие перемены, – добавил Марсияк, – особенно в предпочтениях Ее Величества. В отличие от кардинала Ришелье, которого она ненавидела, Мазарини она ценит, и весьма: она может говорить с ним на кастильском. Помимо прочего, человек он любезный, до сих пор не снял ни одной головы, и, как мне кажется, он единственный, кто смыслит в международных делах.

Мария сделала неопределенный жест рукой:

– Там посмотрим! Вот что мне хотелось бы знать, продолжает ли мадемуазель де Отфор исполнять роль сторожевой собаки?

– Нет! Она оставила двор сразу же после рождения дофина. Вам, должно быть, известно, что после отъезда мадемуазель де Ла Файетт король вернулся к своему прежнему увлечению ею, впрочем, снова без особого успеха, а затем страстно увлекся юным Сен-Маром, которого баловал, словно любимое дитя, и одаривал