Когда через три дня Феликс Георгиевич произнёс это слово, нашему взору открылась такая декорация, словно в ней собираются снимать добротную русскую сказку. Он не только из дерева понаделал всяких чудес детсадовского зодчества, но ещё выковал такие решёточки, словно их оплели лианы каких-то сказочных растений и райских цветов. Украсил ими и беседки, и карусель, и навес над горками, и ворота на территорию детсада выполнил в таком же стиле. На крыши беседок и карусели приварил сказочных птиц: петушков, плывущих лебедей и павлина с ажурным хвостом. Для теремка и избушки вырезал наличники, красоту которых описывать бессмысленно – лучше увидеть. Забор сделал из досок разной длины, так что они при сборке образовали волну по верхнему краю, а посередине – чередующиеся ромбики и сердечки. Установил его так ровненько и прочно, как женщинам никогда не суметь. Каждую дощечку к перекладинам не приколотил, а прикрутил на шурупы – словно для себя делал!

Человек с руками и головой, что тут ещё скажешь. Мастер, которому и доказывать не надо, что он – Мастер. Сделал и скромненько удалился, потому что ужасно смущался, а ещё больше недоумевал, когда его начинали хвалить: «Что такого особенного я сделал?». Был он из той исчезающей в наш бездеятельный и болтливый век породы мужчин, которые обещают меньше, чем делают. Он и вовсе никогда ничего не обещал, а просто внимательно выслушивал, о чём его просили, буркал своё «угу» и выполнял заказ так, что заказчик при получении оного всегда терял дар речи. А когда начинал говорить, то первым делом сообщал, что он всего ожидал, но не такого великолепия.

Мы тоже сначала онемели и ходили среди всего этого как оглушённые. Потом кинулись красить забор, горки и всё остальное, пока не прошли выходные и не пошли дожди, чтобы эта красота долго прослужила детям и радовала взоры прохожих. Жена Авторитета прислала Варваре какую-то финскую краску очень хорошего качества и разных цветов. Такая богатая палитра получилась, что даже пасмурный день показался солнечным. Натащили со своих теплиц и огородов рассаду цветов – чего тут только не было! Варвара и Маринка сходили в лес и притащили оттуда несколько кустов дикого шиповника, посадили его вдоль дорожки от ворот. Дед Рожнов привёз на тележке белую и жёлтую акации. Потом Феликс Георгиевич привёз подарок детсаду от сестры: горку из пластика, с которой можно летом кататься.

На следующий день все смотрели из окон на детский сад и глазам не верили. Даже те дети, которые имели привычку каждое утро сопротивляться походу туда, сопровождая это сопротивление слезами и истериками, бежали впереди изумлённых матерей и бабушек. Ревели они уже вечером, когда их забирали из этой сказки.

А совсем поздно вечером, уже почти ночью, скучающая местная шантрапа сошлась около детского сада и уселась на новенькие скамеечки. Кто на лавочке сидел, кто на улицу глядел, кто-то пел, другой молчал, третий ногой качал. Дело было вечером, делать было нечего. Но тут у кого-то стали проявляться симптомы тяжёлой и неизлечимой, как аллергия, болезни с длинным названием «Ой ты гой еси, добрый молодец! Раззудись плечо, размахнись рука!». Болезнь эта заразная, так что через какое-то время уже у нескольких молодцев сильно зачесались руки чего-нибудь этакое как-нибудь отломать или скрутить в бараний рог. А тут такое поле деятельности прямо под носом, как специально для них сделано! Руки так ходуном и ходят: совсем грешно мимо пройти. Молодёжь, конечно, краем уха слышала, что патронировала всё это дело ни кто-нибудь, а жена самого Авторитета, человека жёсткого и непредсказуемого. Ну, да кто узнает, тем более, что очень хочется чего-нибудь этакое как-нибудь раздолбать, прямо, хоть караул кричи, держите меня, люди добрые всемером, а то вшестером не удержать!..

И просто как-то глухо злила эта красота на фоне всеобщего раздолбайства. Хотелось свернуть ей шею, да ни как-нибудь, а прокричать что-то этакое: «Народу жрать нечего, а оне тута лоск навели!». Деликатно терпели до вечера это хрупкое торжество красоты, и никто не знает, каких сил такое терпение им стоило.

Бабка Валерьяновна оставалась на ночь в детском саду в качестве бесплатного сторожа. По штату такая должность не предусматривалась, но она упросила Варвару сторожить бесплатно, потому что жила вместе с запойным сыном в однокомнатной квартирке, и порой дома оставаться было опасно для жизни. Вот и подалась Валерьяновна искать приют в детсаду. Там она ставила раскладушку в коридоре – много ли старушке надо – и чувствовала себя комфортно и безопасно. Варвара согласилась – как тут откажешь. Тем более Валерьяновна, как человек ответственный, и посторожит, и полы намоет, когда кто-нибудь из девчонок заболеет, и даже на кухне поможет с утра, когда самая запарка. Сторожить-то, собственно, нечего и не от кого – разве что игрушки или детские горшки. Хотя нет такого предмета, который наши граждане не сумели бы приспособить под свои нужды. Был, правда, год тому назад инцидент, когда явился сынуля Валерьяновны, прознавший, где прячется от него мамаша, и выбил камнями стекла в нескольких окнах на первом этаже, так как мать отказалась открыть ему дверь и дать денег на пойло.

Вызвали милицию, угомонили дебошира, а Валерьяновна тряслась как осиновый лист, что Варвара её теперь выгонит. Но та ничего не сказала, потому что не знала, что тут и сказать. Стёкла кое-где вставили, а где-то закрыли тонкой фанерой. Сына Валерьяновны припугнули тюрьмой за порчу государственного имущества. Он не испугался, так как тюрьма не представлялась ему чем-то страшным, но больше стёкол в саду не бил.

В этот вечер Валерьяновна замоталась – полила клумбы с цветами, подмела дорожки, собрала игрушки. Как легла спать, так сразу заснула. Она, как человек пожилой, засыпала рано, за три-четыре часа совершенно высыпалась, а потом ходила по территории или читала какие-нибудь газеты. А тут слышит сквозь сон голоса на площадке, просыпается, встаёт и смотрит в окно. Видит, какие-то верзилы подсаживают ещё одного на крышу карусели с непонятной взрослому и разумному человеку целью. Одного в слабых летних сумерках она сразу узнала: это был внук одной её товарки Вадька Дрыгунов.

А Вадька этот предложил отломать с крыши карусели петушка. Негоже настоящим крутым мужикам, в самом деле, вот так уйти и ничего не раздолбать! Они по площадке-то походили, прокатились с горки, подёргали всё и выяснили, что отломать что-либо тут непросто. Красота оказалась не хрупкой, а весьма прочной. Хотели для галочки хотя бы одну доску из забора вырвать – уж больно красочный забор, прямо, всех цветов радуги, – тоже не получилось. Увидели этого петушка на крыше, который сверху гордо так на них посматривал, уперев крылья в боки и выставив вперёд одну ножонку в сапожке со шпорами. Вот они и решили узнать, нельзя ли его как-то откурочить. Даже поспорили на пиво.

Залезли, подёргали – не-а, не оторвать: приварено намертво. Знал мастер, для кого делал. Для соотечественников! Спорщик проспорил два литра «Хольстена». А тут ещё вдруг Валерьяновна высунулась в форточку и пронзительно закричала:

– Вадька, я вот ужо жене Константин Николаича-то расскажу, как ты тут безобразишь! А он узнает, кто тут баловал, и так тебя дёрнет за твой петушок, что мало не покажется. Петушок им, дубинам, понадобился! Идите лучше свои огороды полоть, мамкам помогать, если грабли чешутся!