Однако не все обстояло так иронично. При ящерах громадное большинство варшавских евреев жило гораздо лучше, чем при правлении гитлеровских прихвостней. Чаллах из белой муки, обильно сдобренный яйцами и посыпанный маком, был просто немыслим в голодающем варшавском гетто. Русси очень хорошо помнил кусок жирной, подпорченной свинины, за который он отдал серебряный подсвечник в ту ночь, когда ящеры появились на Земле.

— Когда я снова смогу выйти и поиграть на улице? — спросил Рейвен.

Мальчик глядел то на Ривку, то на Мойше, надеясь, что кто-то из родителей сможет ему ответить.

Взрослые тоже переглянулись. Мойше как-то сразу обмяк.

— Точно я не знаю, — сказал он, не в состоянии солгать сыну. — Надеюсь, это будет скоро. Но, вероятнее всего, какое-то время придется еще побыть здесь.

— Совсем плохо, — огорчился Рейвен.

— Как ты думаешь, мы бы могли… — Ривка умолкла, потом заговорила вновь: — Я хочу сказать, ну кто бы стал выдавать малыша ящерам?

Обычно Мойше доверял жене ведение домашних дел и не в последнюю очередь потому, что она справлялась с ними лучше его. Но сейчас он резко произнес:

— Нет.

Сказано было таким тоном, что Ривка удивленно уставилась на мужа.

— Мы не должны выпускать мальчика наружу. Вспомни, сколько евреев были готовы продать своих собратьев нацистам за корку хлеба, и это при всем том, что нацисты творили с нами. Если уж сравнивать с нацистами, то у людей есть основания любить ящеров. Там, где его всякий увидит, мальчик не будет в безопасности.

— Ладно, — согласилась Ривка. — Если ты думаешь, что там ему грозит опасность, он никуда не пойдет.

Рейвен что-то обиженно забубнил, но мать не обратила на это внимания.

— Каждый, кто имеет ко мне отношение, находится в опасности, — с горечью сказал Мойше. — Как ты думаешь, почему мы никогда не вступаем в разговоры с бойцами, которые приносят сюда все необходимое?

Дверь в подвал была замаскирована подвижным оштукатуренным щитом; когда он был придвинут, вход выглядел как обычная стена.

«Знают ли неизвестные мне люди, снабжающие мою семью пищей и свечами, кому они помогают?» — думал Русси. Он легко представлял, как Мордехай Анелевич приказывает им снести коробки вниз и оставить в подвале, не говоря, кому все это предназначается. Почему? Простого, чего люди не знают, они не смогут рассказать ящерам.

Мойше скорчил гримасу: он учился думать как солдат. Все, что ему хотелось, — это лечить людей, а потом, когда, словно знамение с небес, пришли ящеры, — освободить свой народ. И к чему это привело? Он скрывается здесь и мыслит не как врач, а как убийца.

Вскоре после ужина Рейвен зевнул и отправился спать без своих обычных капризов. В темном, закрытом подвале ночь и день больше не имели для малыша особого значения. Не принеси бойцы сюда часы, Мойше тоже потерял бы всякий счет времени. Как-то он забыл их завести и оказался вне времени.

Свечи шаббас продолжали гореть. При их свете Мойше помог жене вымыть посуду (электричества в подвале не было, но водопровод имелся). Ривка улыбнулась.

— За время твоей холостяцкой жизни ты кое-чему научился. Теперь ты лучше справляешься с этим, чем раньше.

— Что приходится делать, тому и учишься, — философски заметил он. — Дай-ка мне лучше полотенце.

Он уже поставил на место последнюю тарелку, когда в соседнем подвальном помещении раздались шаги: там кто-то ходил в тяжелых сапогах. Мойше и Ривка застыли на месте. Лицо жены было испуганным; наверное, и он выглядел не лучше. Неужели их тайна выдана? Ящеры не кричали «проклятый еврей», но оказаться в их лапах ничуть не лучше, чем быть пойманными нацистами.

Мойше пожалел, что у него нет винтовки. Он еще не сделался солдатом во всем, иначе, прежде чем закупориться здесь, попросил бы дать ему оружие. Теперь об этом слишком поздно волноваться.

Шаги приближались. Русси напрягал слух, пытаясь уловить поспешность движений и характерный звук когтей: это означало бы, что вместе с людьми сюда идут ящеры. Кажется, он их услышал. Внутри у него заклубился страх, нарастая, словно туча.

Неизвестные остановились по другую сторону подвижной перегородки. Глаза Мойше скользнули по подсвечникам, в которых горели субботние свечи. Эти подсвечники были фарфоровыми, а не серебряными, как тот, что он отдал за мясо. Но и они были тяжелыми и достаточно длинными, чтобы служить вместо дубинок. «Я без борьбы не сдамся», — пообещал себе Мойше.

Кто-то постучал по перегородке. Русси схватился за подсвечник, но затем опомнился: два удара подряд, пауза и еще один были условным сигналом людей Анелевича, когда 001 приносили сюда еду и свечи. Но они приходили два дня назад, и в подвале всего хватало. Похоже, у них существовал график, и хотя сигнал был подан правильно, время появления настораживало.

Ривка тоже это знала.

— Что нам делать? — беззвучно спрашивали ее глаза.

— Не знаю, — взглядом ответил Мойше.

Одно он знал достаточно хорошо, только не хотел расстраивать жену. Если ящеры находятся с той стороны, они собираются его схватить. Но шаги удалялись. Так слышал ли он, в конце концов, шарканье когтистых лап?

— Они ушли? — шепотом спросила Ривка.

— Не знаю, — снова сказал Мойше. Помолчав, добавил: — Давай проверим.

Если ящеры знают, что он здесь, им не потребуется ждать, пока он выйдет.

Он поднял подсвечник и зажег свечу, все еще находившуюся там (без света в их погребе было совершенно темно, как и в любом другом), сделал полшага вперед, чтобы отодвинуть перегородку. Никакой коробки с едой… на цементном полу лежал лишь конверт. Мойше поднял его, поставил перегородку на место и вернулся в укрытие.

— Что это? — спросила Ривка, когда он вернулся.

— Какая-то записка, — ответил он, поднося конверт к глазам.

Мойше вскрыл конверт, вытащил оттуда сложенный лист бумаги и поднес к подсвечнику, чтобы увидеть, что там написано. Истинным проклятием его подземной жизни было полное отсутствие солнечного или электрического света, не дававшее возможности читать. Правда, для быстрого прочтения хватало и света свечей. Мойше развернул бумагу. Внутри оказался аккуратно напечатанный по-польски текст. Он стал читать вслух, чтобы слышала и жена:

— «Доводим до вашего сведения, что ваше последнее сообщение было получено повсеместно и широко распространено. Как мы и надеялись, оно вызвало громадный отклик. Симпатии с внешних сторон к нам возросли, и при иных обстоятельствах определенным кругам пришлось бы густо краснеть. Тем не менее они хотели бы поблагодарить вас за ваше мужество. Полагаем, вы разрешите им и дальше выражать свое восхищение на расстоянии».

— И это все? — спросила Ривка, когда он кончил читать. — Никакой подписи или чего-нибудь еще?

— Нет, — ответил Мойше. — Хотя я могу почти с уверенностью сказать, кто это послал. Думаю, ты тоже.