— Анелевич, — сказала она.

— Я тоже так думаю, — согласился Мойше. Записка была очень характерна для еврейского боевого командира. Польский язык не удивлял: до войны Анелевич был совершенно мирским человеком. Почему отпечатано на машинке — тоже понятно, так труднее проследить происхождение текста, если он попадет не в те руки. Этой же цели служили и обтекаемые фразы. Кто-либо несведущий в том, кому адресовано послание, мог бы долго ломать голову над его смыслом. Анелевич был осторожен во всем. Мойше был уверен, что так и не узнает, каким образом записка попала в подвал.

— Значит, запись оказалась за границей, — сказала Ривка. — Слава Богу. Я бы не хотела, чтобы тебя считали марионеткой ящеров.

— Нет, слава Богу, я не таков, — засмеялся Мойше. — Хотел бы я увидеть, как у Золраага густо покраснеет лицо.

После того, что губернатор пришельцев с ним сделал, Мойше хотел видеть Золраага одновременно ошарашенным и взбешенным. Судя по посланию, его желание исполнялось.

Среди припасов подвала была и бутылка сливовицы. До этого момента Мойше не обращал на нее внимания. Он снял бутылку с высокой полки, где она стояла, откупорил и налил два стаканчика. Один подал жене, другой взял сам.

— За одураченных ящеров! — произнес Русси.

Оба мелкими глотками пили сливовую водку. Мойше обожгло горло. Ривка несколько раз кашлянула. Затем она подняла свой стакан и негромко произнесла тост:

— За свободу нашего народа и еще — за нашу тоже.

* * *

Дверь в камеру Бобби Фьоре с шипением открылась. Обычное время приема пищи еще не настало — это он мог определить безо всяких часов. Бобби с надеждой огляделся. Может, ящеры привели к нему Лю Хань?

Но нет. На пороге стояли только ящеры: привычные вооруженные охранники и еще один, с более затейливой окраской тела, чем у остальных. Бобби догадался, что это отличительный знак того положения, которое пришелец занимает в их иерархии — равно как человек в дорогом элегантном костюме, вероятнее всего, был более важной персоной, чем некто в поношенном пиджачишке и соломенной шляпе.

Искусно раскрашенный незнакомец что-то произнес на своем языке, но слишком быстро, чтобы Фьоре сумел понять. На это Бобби сумел лишь ответить по-ихнему:

— Я не понимаю.

Эту фразу он с первых дней посчитал достойной запоминания. Тогда ящер прибавил по-английски:

— Пошевеливайся.

— Будет исполнено, верховный начальник, — ответил Бобби, добавив еще несколько обыденных фраз.

Он поднялся и подошел к ящерам, но не слишком близко, поскольку уже усвоил, что это беспокоит охранников. А ему не хотелось беспокоить тварей с автоматическим оружием в когтистых лапах.

Охранники окружили его, держась на приличном расстоянии, все они были достаточно далеко, чтобы попытаться вырвать у кого-то оружие. Сегодняшним утром у Бобби не было тяги к самоубийству (он полагал, что сейчас утро; наверняка это знали лишь Бог да ящеры), и предпринимать попыток к бегству он не стал.

Когда ящеры водили его в камеру Лю Хань, от двери они сразу поворачивали направо. Но в этот раз они повернули налево. Бобби не знал: удивляться ему или волноваться, но в конце концов он немного удивился и слегка встревожился. То, что тебя ведут в какое-то другое место, может предвещать опасность, однако это дает шанс увидеть что-то новое. Когда торчишь взаперти и ничего не видишь, такая прогулка приобретает немалое значение.

Плохо лишь, что новое необязательно предвещает нечто интересное. Коридоры оставались коридорами, и их потолки столь же противно тянулись над самой его головой. Некоторые были просто металлическими, другие — сплошь окрашенными в унылый и тусклый белый цвет. Встречные ящеры обращали на него не больше внимания, чем он сам обратил бы на какого-нибудь уличного пса. Бобби хотелось закричать на них, просто чтобы заставить испуганно отскочить. Но такой трюк явно вызвал бы поспешную реакцию охранников и, вполне вероятно, окончился для него пулей между ребер. Посему Бобби решил не рисковать.

Куда интереснее было, проходя мимо открытых дверей, заглядывать внутрь. Он пытался сообразить, чем заняты находящиеся там ящеры, ведь эти помещения не были камерами. Чаще всего он ничего не понимал. Большинство пришельцев просто сидели перед устройствами, похожими на маленькие кино-экранчики. Разглядеть изображение на них он не успевал, видел лишь, что они цветные — на серебристо-белом фоне выделялись яркие пятна.

Затем появилось нечто новое: причудливо изогнутая лестница. Бобби обнаружил, что, хотя глазами он и видит эту лестницу, ноги ее не ощущают. Когда же он шагнул на ступеньки, то ощутил в теле некую необычную легкость.

«Боже мои, будь у меня всегда такие легкие ноги, я давно бы пробился в большие лиги», — подумал он. Потом покачал головой. Скорее всего нет. С ударом у него вечно не ладилось….

Ящеры восприняли изменение веса на лестнице как само собой разумеющееся. Спустившись, они повели Бобби дальше по коридорам нижнего уровня, которые практически не отличались от верхних. Наконец охранники привели его в помещение с маленькими экранами.

Ящер, доставивший Бобби из камеры, обратился с вопросом к своему соплеменнику, который их ждал. У этого окраска на теле была еще более затейливой, чем у его подчиненного. Ящеры о чем-то заговорили, но Фьоре ничего не понял. Несколько раз прозвучало его имя. Пришельцы коверкали его еще сильнее, нежели имя Лю Хань. Высокопоставленный пришелец удивил Бобби приличным знанием английского языка.

— Ты — тосевитский самец Бобби Фьоре, который спаривался исключительно… — это слово он произнес с особым шипением, — с самкой Лю Хань?

— Да, верховный начальник, — ответил по-английски Бобби. У него возник маленький шанс самому задать вопрос. — А кто вы?

Ящера это не рассердило.

— Я — Тессрек, старший психолог. — Английские слова с шипением выходили из его горла.

— Я хочу узнать подробности этого… эксперимента.

— О чем именно вы хотите знать?

Интересно, ящерам уже известно, что Лю Хань беременна? Если они ничего не заметили, ему самому или ей вскоре придется сказать об этом.

Однако ящеры знали больше, чем предполагал Бобби. Тессрек нажал кнопку на столе, за которым сидел. Бобби услышал собственный голос, исходящий из ниоткуда: «Черт побери, кто бы мог подумать, что мой первый малыш окажется наполовину китайчонком?» Тессрек снова нажал кнопку, затем спросил:

— Означает ли это, что самка Лю Хань будет откладывать яйца… нет, будет размножаться… ведь вы, Большие Уроды, не откладываете яиц. Значит ли это, что самка Лю Хань будет размножаться?

— Хм… Да, — ответил Бобби.

— Это является результатом ваших спаривании?

Тессрек нажал другую кнопку. Маленький экран позади него, который до сих пор светился ровным голубым цветом, начал показывать картинку.