Мучила ли его совесть после того, как своими хлопотами он навлек на землю ужас? Иногда. Реже, чем можно было ожидать. Он оправдывал себя тем, что опомнился в самый последний момент и своим самопожертвованием ослабил натиск прорвавшейся тьмы. Если бы не этот поступок, ночь, вероятно, длилась бы вечно.

Поглощенный такими мыслями, старик захромал прочь от камня. Он не видел, как менгир поворачивается рывками, обращая к человеку свою разрубленную грань. На виду у людей эти камни никогда не двигались. Как ухитрялись замечать, что за ними наблюдают, – загадка.

Бесцельные блуждания привели Боманца к хвосту летучего кита. Старика сопровождали мелкие приживалы гиганта. Колдун старался не обращать на них внимания – все равно никуда не деться от этой навязчивой компании.

Он беспрепятственно уселся на мягкий, высотой с табурет, выступ китовой плоти. Было довольно удобно, но Боманц понимал, что долго не просидит. В этом месте воздушный кит особенно вонюч.

В сотый раз он задумался о побеге. Всего-то нужно спрыгнуть и смягчить падение с помощью левитационных чар. Ему такое вовсе не в новинку.

Однако для прыжка нужна храбрость, а ее нет.

Нельзя сказать, что колдуна совершенно парализовал страх высоты. Случись сорваться, Боманц нашел бы в себе достаточно воли, чтобы спастись. Но спрыгнуть добровольно? Нет, это просто немыслимо!

Он задумался о пройденном пути. Дом, если можно назвать это домом и если он еще цел, в тысяче миль отсюда. А может, гораздо дальше. Кит пролетает над весьма негостеприимными на вид землями, о которых Боманц и слыхом не слыхивал. Для жителей этих земель громадный силуэт в вышине – диво дивное, невиданное и невообразимое. Где гарантия, что колдун попадет в добрые руки, если все-таки отважится спрыгнуть?

К черту! Он сам во все это впутался, сам и выпутается как-нибудь.

А это еще что такое?

С возрастом Боманц не утратил остроту зрения. Разреженный чистый воздух позволял видеть далеко. На севере, на самой грани различимого, старик обнаружил две точки; смотреть для этого пришлось не прямо, а чуть в сторону от них. Эти точки находились над землей даже выше, чем кит. Наверняка они сами с летучего кита величиной, иначе бы их не удалось заметить с такого расстояния.

Получается, кит, что несет Боманца, возглавляет парад монстров. Колдун тихо засмеялся.

Вблизи зашуршало местное население, встревоженное весельем старика.

Он засмеялся громче, и встал, и направился к голове кита, и там уселся у края – настолько близко, насколько хватило смелости.

Дымная туча висела уже недалеко, она поднялась выше, чем кит. Боманц различал огни питавших эту тучу пожаров. А сама она была похожа на кривое, клонящееся к земле дерево.

Мрачная картина. Пожалуй, камень прав: надо что-то делать.

Таких городов были десятки, но лишь этот еще бился в смертных судорогах. Хаос, имевший смысл только для творившего его безумца, кроваво-огненной рекой тек строго на юг.

Внутри у кита заурчали газы, впереди горизонт двинулся вверх. Запищали, завизжали позади Боманца скаты. Он крепко вцепился в сиденье. Чудовище снижалось.

Зачем? Вроде еще не пора сбрасывать менгир. Кормиться тоже рановато.

Мимо Боманца парами и стаями проносились скаты – будто копья с широкими, как лопаты, наконечниками пронизывали небо. Твари рассеивались по небу, направляясь к городу с короной из барражирующих крылатых падальщиков.

– В миле под нами хороший ветер, колдун.

Боманц обернулся и увидел своего недавнего собеседника, того, что со шрамом.

– Если он продержится, мы догоним разрушителя до наступления ночи. Успей подготовиться.

Боманц снова обернулся. Камень исчез. Но колдун был не один. Подошли Душечка с Молчуном, чтобы посмотреть на погубленный город. На лице у смуглого мужчины не угадывалось никаких чувств, Душечка же, напротив, была воплощенное сострадание. Это тронуло стариковскую душу, в которой еще осталась толика наивной сентиментальности.

– Мы положим этому конец, девочка, – проговорил он тщательно, чтобы можно было прочесть по губам.

Душечка взглянула на Молчуна, Молчун – на нее. Замелькали пальцы – эти двое изъяснялись на языке глухонемых. То немногое, что удалось понять Боманцу, его не обрадовало.

Разговор шел о нем, и Молчун отзывался отнюдь не хвалебно.

Боманц выругался и сплюнул. Этот паршивец точит на него зуб. Хоть бы знать, по какой причине.

Скаты проредили стаю падальщиков, оседлали восходящие от пожара потоки воздуха и набрали высоту, а затем вернулись к киту с добытым для детенышей кормом и прилегли вздремнуть.

Но вскоре всем стало не до отдыха. Летучий кит сбросил высоту до полумили. Он промчался над городом со скоростью двадцать миль в час, а потом был вынужден снова подняться и поймать воздушный поток послабее, чтобы добраться до нужного места не раньше наступления темноты.

Менгир со шрамом вернулся, когда Боманц смотрел в другую сторону. Заметив его, колдун произнес:

– Вот теперь я его чую, камень. От него разит гнилью. Но я по-прежнему не представляю, как можно с ним справиться.

– Не тревожься. От Праотца пришел новый приказ: враг не должен знать о твоем присутствии. Тебе можно действовать только в самых крайних обстоятельствах. Наша атака – это всего лишь разведка боем, проба сил и предостережение.

– Какого черта? Почему? Надо громить! Нападать врасплох и бить со всей силы! Лучшей возможности у нас уже не будет.

– Так повелел бог.

Боманц пытался спорить, но бог победил.

На закате летучий кит пошел на снижение. Вскоре после наступления сумерек Боманц заметил впереди огни военного лагеря. На разведку полетела пара скатов. Они вернулись, что-то сообщили. Кит накренился и помчался к лагерю с такой целеустремленностью, словно решил таранить его в самую середину.

Со спины кита хлынули скаты, зароились кругом в поисках восходящих потоков.

Боманц чуял присутствие древнего ужаса. Зло не дремало, но и не казалось встревоженным.

Стремительно приближалась земля. Боманц вцепился в бугор на китовой спине изо всех сил, он ждал неминуемого удара, его не возмутило даже появление менгиров, расположившихся вокруг него и Душечки, и ее головорезов, всем своим видом дававших понять, что не позволят ему причинить никаких неприятностей.

Кит опять летел горизонтально. Под его брюхом скрылись костры. Внизу всполошились люди, но их крики были едва слышны, они тонули в треске и грохоте, их глушила туша гигантского небесного зверя. Боманц ощутил страх древнего зла, для которого нападение оказалось совершенно неожиданным. Но этот страх вмиг сменился яростью, черной, как сама тьма.

Едва противник начал реагировать, со всех сторон на него ринулись скаты. Молниями, исторгаемыми из своей плоти, они простреливали сердце ночи. Эти стрелы сыпались градом, и древний ужас был вынужден уйти в глухую оборону, ему не дали ни малейшей возможности контратаковать.