Проблемы с плиткой и кафелем

* Владимир Фабриков: Тарковский хотел в декорации повторить узор плитки, который был в Эстонии на второй электростанции, там, где текла вода. На «Сталкере» был очень хороший фотограф Владимир Маркович Мурашко. Замечательный человек. Он подробно отснял все фактуры в Эстонии крупно и в цвете, чтобы мы могли максимально приблизить декорации к натурным строениям. На фотографиях все видно: эта плитка зернистая, эта гладкая, эта шершавая, тут плесень, там мох, ну и так далее. И мы в павильоне воспроизводили все это. У Тарковского вообще все строилось на фактурах. Прямо мистика какая-то.

Я придумал использовать аэрологические зонды, которые бы наполовину накачивали водой, потом присыпали пылью, и они, если их пнуть ногой, шевелились в кадре. Андрею эта идея сначала понравилась, и мы сделали в декорации несколько таких штук, но еще до съемки он от них отказался.

Эта идея была отвергнута по двум причинам — во-первых, пузыри добавляли фантастики, а от нее Стругацкие и Тарковский решительно избавлялись. Второй причиной стало то, что нечто подобное предлагал Александр Боим еще в Исфаре. Тогда речь шла о закамуфлированном аэростате, который бы надувался, а может и взлетал от неосторожного движения кого-либо из героев.

* Владимир Фабриков: Большой напряг был с кафелем. Кафель, естественно, привезли такой, какой производился в стране. А Тарковский хотел именно такой, какой он увидел на натуре в Эстонии. В стиле конца XIX — начала XX века. Восьмиугольные светлые плитки и маленькие темные квадратики по углам. В СССР такого кафеля 60 лет как не выпускали. В Москве он кое-где еще сохранился в дореволюционных больницах. Мы этот кафель искали по всей Московской области. Так ничего и не нашли. А Тарковский настаивает. В результате дались мне эти квадратики и восьмиугольники немалой кровью. Их сделал я сам, когда понял, что до сдачи декорации осталась одна неделя, а нужного кафеля нет и не будет.

Я взял деревянный пенек, положил на него кафель и железным молотком с острым кайлом осторожно сбил уголок, потом другой, третий, четвертый, пока не получился восьмиугольник. И у меня с первого раза почти ровно получилось. Я еще несколько плиток испортил, пока приноровился. Потом приходил с утра, садился за деревянный пенек и долбил эти углы до вечера. К концу дня руки поднять не мог. На декорацию нужно было примерно 1200 плиток. И у каждой по четыре угла. Так, с учетом брака, я примерно 5000 углов обдолбил. Нужно было сделать декорацию, а другого способа не было. Когда плитку уложили, чуть поддекорировали, положили кое-где мох, ил, налили слой воды сантиметров 10–15, в кадре выглядело это идеально.

После заполнения искусственно созданных луж их поверхность выглядела пустовато, и Тарковский захотел чем-то пустоту заполнить. Я предложил положить в воду стеклянные емкости, своеобразные «пузыри земли», подсказанные Шекспиром. Он согласился, оговорив, что это не должно быть узнаваемой советской стеклопосудой. Я понял, что лучше всего подойдут конические и шарообразные колбы для химикатов из кварцевого стекла. Андрей Арсеньевич одобрил эту идею. Я заказал четыре десятка стеклянных колб разных размеров и боялся, что мне не позволят их купить из‐за дороговизны, но фамилия Тарковский оказалась сильнее бухгалтерских опасений. Колбы я наполовину заливал водой, закупоривал и раскладывал в кадре так, чтобы горловина находилась под водой и была не видна. В полупогруженном состоянии никто не мог опознать в них колбы, и они выглядели как странные стеклянные пузыри. При колебаниях воды они сталкивались друг с другом и издавали своеобразное цоканье, которое очень понравилось и Андрею Арсеньевичу, и звукорежиссеру Владимиру Шаруну.

* Владимир Фабриков: Самой большой проблемой стали мосфильмовские дождевальные установки. Они начинают работать через некоторое время после того, как их включишь. С одной стороны уже бурный проливной дождь, пузыри, а через три метра только едва начинает капать. Княжинский тоже с этим мучился, потому что брызги в объектив летели. Ему вообще на этой картине было очень нелегко. Он поначалу не понимал, какое будет отражение на водной поверхности. Мне приходилось высчитывать все это самому. Но Саша быстро понял, что к чему. Потом он меня замучил своими таблицами — все колера под пленку подгонялись. Разговоры с Княжинским у нас были только по конкретным поводам. Я в операторское дело никогда не лезу. Это слишком специфическая материя.

Сергей Наугольных: Действительно, очень сложный павильон. Очень большой, огромное пространство, светить сложно там было.

Декорация потребовала невероятного количества осветительных приборов. Когда снимается водная или другая бликующая поверхность в павильоне, нужно быть очень внимательным к их размещению. Иначе их отражения и неожиданные рефлексы при колебаниях водной поверхности могут сильно осложнить работу оператора. Еще внимательнее нужно относиться к зеркалам. В гигантском зале с колоннами, на мой взгляд, сняты слишком общие планы, не требующие той отработки фактур, которую выполнили десятки людей. Они были бы уместны на средних или средне-крупных планах. Но тут они доводились до немыслимого качества, а потом снимались слишком общевато. Усилия бутафоров и декораторов пропадали даром. Но Тарковский настаивал, и спорить с ним никто не решался.

* Владимир Фабриков: Мастер павильона Алексей Меркулов был человек не мосфильмовский. На студии он работал недавно. Замечательный парень. Я ему сценарий «Сталкера» подарил. Человек вполне заслужил. Он был очень благодарен. И подарил мне в ответ свой монтажный молоток, которым я кафель обрубал.

В объекте «Комната исполнения желаний» под водой все должно было быть, «как в Эстонии», на второй электростанции, чтобы два эти объекта органично стыковались. Это потребовало очень кропотливого труда. Тарковский любил прозрачную воду, в которой шевелятся растения. В «Солярисе» они создавали удивительную магию. В 2007 году я оказался в Иванове на фестивале имени Тарковского и, когда переходил мост через реку Уводь, увидел в воде такие же медленно шевелящиеся водоросли — то, что с таким упорством и последовательностью воссоздавал Андрей Арсеньевич в своих фильмах. Я понял, что запечатленный в его детстве образ накрепко врезался ему в память.

Трудные объекты

Появилось несколько новых объектов, которых у Боима не было. Во-первых, труба длиной 60 метров. Круглый в сечении коридор, полукруглый в плане. С трубой было особенно трудно: она пустая и в ней видно вперед и назад. Там длинный проход. Как его снимать?

Первоначально Тарковский хотел снимать в тоннеле с помощью «Стэдикама». «Стэдикам», тогда единственный в