отсчёт много лет назад, когда моя мать шла по тому мосту, жуя куриное крылышко – именно в этот момент невозможно было усомниться. Позже, когда личность, которая преобладала в том подземном мире, начала угасать, я мог бы усомниться, но тогда? Нет.

– Я ЗНАЮ ТВОЁ ИМЯ, ГОГМАГОГ, И Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ ВЕРНУТЬСЯ В СВОЁ ЛОГОВО!

Оно завопило. Каменный пол задрожал и по нему побежали трещины. Высоко над нами могилы снова выпускали своих мертвецов, и огромная зигзагообразная трещина пересекла Поле Монархов. Огромные крылья захлопали, разбрызгивая вниз вонючие капли, жгущие, как кислота. Но знаете, что? Мне нравился этот вопль, потому что я был тёмным принцем, и я слышал крик боли.

– ГОГМАГОГ, ГОГМАГОГ, ТВОЁ ИМЯ – ГОГМАГОГ!

Оно кричало каждый раз, когда я произносил его имя. Эти крики разлетались вокруг, но они также звучали глубоко в моей голове, как и гудение, угрожавшее расколоть мой череп. Крылья неистово замахали. Огромные глаза уставились на меня.

– ВОЗВРАЩАЙСЯ В СВОЁ ЛОГОВО, ГОГМАГОГ! ТЫ МОЖЕШЬ ПРИЙТИ СНОВА, ГОГМАГОГ, ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ЛЕТ ИЛИ ЧЕРЕЗ ТЫСЯЧУ, ГОГМАГОГ, НО НЕ СЕГОДНЯ, ГОГМАГОГ! – Я раскинул руки. – ЕСЛИ ТЫ ЗАБЕРЁШЬ МЕНЯ С СОБОЙ, ГОГМАГОГ, Я ВЫПУЩУ ТЕБЕ КИШКИ ТВОИМ ЖЕ ИМЕНЕМ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ УМРУ!

Оно начало отступать, складывая крылья над этими отвратительными вытаращенными глазами. Тварь уползала вниз под звуки жидкого хлюпанья, от которых мне хотелось блевать. Я спрашивал себя, как, чёрт возьми, нам заставить эту гигантскую буровую вышку опустить крышку, но это взяла на себя Лия. Её голос был хриплым и надломленным… но разве это не губы проступали на месте её изуродованного рта? Я не был уверен, но после того, как повидал столько небывальщины, с радостью в это поверил.

– Закройся именем Лии Галлиен.

Медленно – на мой взгляд слишком медленно – стрела буровой вышки начала опускать люк. Наконец, натяжение троса ослабло и крюк высвободился. Я облегчённо вздохнул.

Лия бросилась в мои объятья, крепко стиснув меня. Я ощутил на шее тепло крови из её нового рта. Что-то врезалось в меня сзади. Это была Радар, задние лапы на полу, передние упёрты в мою задницу, хвост виляет как сумасшедший.

– Как ты узнал? – спросила Лия своим надломленным голосом.

– Из истории, которую рассказала мне моя мать, – ответил я. Что в некотором роде было правдой. Она рассказала её посмертно. – Нам нужно идти, Лия, или придётся искать дорогу в темноте. И тебе лучше прекратить разговаривать. Я вижу, как тебе больно.

– Да, но боль эта прекрасна. – Лия указала на паланкин. – Они должны были захватить по крайней мере один фонарь. У тебя остались спички?

Как ни странно, остались. Мы шли рука об руку к брошенному паланкину, Радар между нами. По пути Лия на секунду наклонилась, но я едва это заметил. Я сосредоточился на том, чтобы добыть какой-нибудь источник света, прежде чем свет от расколовшихся лун полностью померкнет.

Я откинул одну из занавесей паланкина, и там, съежившись у дальней стенки сидел один из членов свиты Элдена, о котором я забыл. «Летучий Убийца, – сказал Персиваль. – Четверо других. И сучка». Или, возможно, он сказал «шлюха».

Волосы Петры выбились из-под нитей жемчуга. Её белый макияж потрескался и потёк.

– Ты всё испортил, проклятый негодник!

Слово «негодник» заставило меня улыбнуться.

– Неа, неа, милочка. Палки и камни могут переломать мне кости, но слова никогда не причинят мне боли.

На маленьком латунном крючке в передней части паланкина висело именно то, на что я надеялся – один из торпедообразных фонарей.

– Я была его супругой, слышишь! Его избранницей! Я позволяла ему прикасаться ко мне этими змеевидными отростками, что раньше были его руками! Я слизывала его слюни! Ему недолго оставалось жить, каждый дурак это понимал, и после него правила бы я!

Это не стоило ответа, по моему скромному мнению.

– Я могла стать королевой Эмписа!

Я потянулся за фонарём. Её губы раздвинулись, обнажив заострённые зубы, как у Ханы. Возможно, такова была новая мода при порочном дворе Летучего Убийцы. Она ринулась вперёд и вонзила свои клыки в мою руку. Меня мгновенно пронзила невыносимая боль. Между её сжатых губ полилась кровь. Глаза Петры вылезли из орбит. Я попытался высвободиться. Моя плоть рвалась, но её зубы остались стиснутыми.

– Петра, – сказала Лия. Её голос понизился до хриплого рычания. – Получи-ка это, поганая карга.

Грохот револьвера мистера Боудича, который подобрала Лия, был оглушительным. В засохшем белом макияже прямо над правым глазом Петры появилась дыра. Её голова откинулась назад, и прежде чем она рухнула на пол паланкина, я увидел то, без чего мог бы обойтись: кусок плоти с моего предплечья, размером с дверную ручку, свисающий с острых зубов.

Лия не медлила. Она сорвала одну из боковых занавесей паланкина, оторвала длинный кусок от нижней части, и обвязала им рану. Стало почти совсем темно. Я потянулся в темноту здоровой рукой, чтобы взять фонарь (мысль, что Петра может ожить и вцепиться и в эту руку, была абсурдной, но стойкой). Я чуть не уронил фонарь. Принц или не принц, меня трясло от шока. Рука ощущалась так, будто Петра не просто укусила её, а облила рану бензином и подожгла.

– Зажги фонарь, – сказал я. – Спички в кобуре.

Я почувствовал, как Лия шарит у моего бедра, затем услышал, как она чиркает спичкой о борт паланкина. Я наклонил стеклянный колпак фонаря. Она повернула маленькую ручку сбоку, чтобы выдвинуть фитиль, и зажгла его. Потом она забрала у меня фонарь, и хорошо. Я бы уронил его.

Я направился к винтовой лестнице (хотел бы я никогда больше не видеть ни одной из них), но Лия удержала меня и потянула вниз. Я почувствовал, как её растерзанный рот приблизился к моему уху, и Лия прошептала:

– Она была моей двоюродной бабкой.

«Не слишком ли она молода, чтобы быть чьей-то бабкой», – подумал я. Потом вспомнил мистера Боудича, который отправился в путешествие, а вернулся, как собственный сын.

– Давай уберёмся отсюда и никогда больше не станем возвращаться, – сказал я.

10

Мы очень медленно выбирались из ямы. Мне приходилось останавливаться и делать передышку примерно через каждые пятьдесят шагов. Рука пульсировала с каждым ударом сердца, и я чувствовал, как импровизированная повязка, которую наложила Лия, пропитывается кровью. Перед глазами стояла Петра, падающая замертво с куском моей плоти в зубах.