Оба съезда избрали депутации к государю для передачи резолюции, требующей смены правительства. Государь, естественно, отказался их принять.

15 сентября в Ставке состоялось заседание кабинета, на котором государь отчетливо выразил министрам свою волю – посвятить все силы ведению войны и не допускать политической борьбы, пока не достигнута победа. Те из министров, которые стояли за уступки блоку, один за другим должны были оставить кабинет (первыми были уволены А. Д. Самарин и князь Н. Б. Щербатов; вскоре за ними последовали А. В. Кривошеин и П. А. Харитонов).

* * *

Пока в тылу развивалась борьба за «министерство доверия», на театре военных действий произошли существенные перемены. На Юго-Западном фронте русские войска имели крупный успех в районе Тарнополя и Трембовли; было взято несколько десятков тысяч пленных, обратно отвоевана широкая полоска Галиции: только недостаток снарядов не дал возможности развить далее этот успех и двинуться на Львов.

На всем Северном фронте, вдоль Двины, атаки неприятеля на русские тет-де-поны были отбиты. Только на Западном фронте немцы нанесли в начале сентября еще один сильный удар, прорвав русскую линию около станции Ново-Свенцяны на Варшавской железной дороге; немецкая кавалерия проникла далеко на восток, в район Молодечно; немецкие разъезды достигли даже линии Московско-Брестской железной дороги. Русской армии пришлось очистить Вильно; но германские части, прорвавшиеся на русскую линию, были частью уничтожены, остальные оттеснены обратно; клин, вбитый в русский фронт, был полностью ликвидирован, и «зарвавшемуся врагу был нанесен огромный урон», как гласило сообщение от 19 сентября…

Германское наступление на этом закончилось. Фронт начал опять «застывать»: вдоль Двины, по линии озер, немного впереди Минска, на линии Пинских болот и южнее, на реках Горыня и Стырь. Угроза Риге – Пскову – Киеву, не говоря уже о столицах, отпадала. Начались осенние дожди. Германский технический перевес уменьшался по мере удаления от баз. Первые же успехи подняли дух русских войск. Великое отступление наконец нашло свой предел.

В армии, вопреки паническим заявлениям в столицах, смена Верховного командования была воспринята как должное. Солдатская масса разделила мнение царя о том, что именно он должен был взять на себя командование в такую трудную минуту; а офицеры (по словам английского генерала сэра А. Нокса, состоящего при Ставке) «были охотно готовы ценой отставки Великого Князя купить столь желанное для них увольнение Янушкевича и Данилова…».

Кампания 1915 г. на Восточном фронте закончилась. «Россия в настоящее время внесла свой вклад – и какой героический вклад – в дело борьбы за европейскую свободу, – писал Ллойд Джордж, – и в течение многих месяцев мы не можем рассчитывать со стороны русской армии на ту активную поддержку, которой мы до сего пользовались… Кто займет место России, пока ее армии перевооружаются?» «Как мы можем отплатить России за все, что она сделала для Европы?» – спрашивал Times (24.II.IX). Действительно, за 1915 г. Россия вынесла на себе главную тяжесть борьбы. К осени 1915 г. на Восточном фронте было сосредоточено 137 пехотных австро-германских дивизий и 24 кавалерийских; на Западном оставалось 85 пехотных и одна кавалерийская. За все лето никакие боевые действия на англо-французском фронте не доставили России того облегчения, которое русские армии принесли союзникам за первые месяцы войны.[232] Это объяснялось главным образом чрезвычайной трудностью продвижения на сильно укрепленном Западном фронте. В сентябре 1915 г. (12–25) союзники, однако, предприняли наконец сильные атаки одновременно около Арраса и в Шампани; они прорвали первые германские линии, захватили около 25 000 пленных. «Кажущееся бездействие союзников, – писало по этому поводу «Новое время» (15.IX), – было периодом подготовки удара». Но дальнейшего продвижения не последовало, и потери союзников при этой атаке чуть не вдвое превысили германские потери. Все же это внезапное пробуждение Западного фронта сыграло, вероятно, известную роль в прекращении германского наступления на Россию.

Жизнь страны в сильнейшей степени зависела от событий на фронте. Отступление 1915 г. потрясло, всколыхнуло широкие массы, далекие от всякой политики. «Весь народ был возбужден, это настроение было неизбежно, я сам переживал его во время военных неудач», – свидетельствовал не кто иной, как бывший министр внутренних дел Н. А. Маклаков. Это возбуждение, однако, отнюдь не было тождественно с той кампанией против власти, которую пыталась на нем построить оппозиция; агитация блока оставалась на поверхности; «Циммервальд», со своей стороны, пускал в стране более глубокие корни по мере роста усталости от войны.

Когда фронт застыл, когда миллионы беженцев были так или иначе размещены в тылу[233] и движение на железных дорогах вошло более или менее в норму – в стране вдруг наступило успокоение. Экономическая жизнь была затронута еще сравнительно мало. В конце августа возникал, правда, кризис разменной монеты – серебряные, а затем и медные деньги исчезли из оборота чуть не со дня на день, – но правительство выпустило вместо них разменные марки, и публика, сначала поворчав на «деньги, которые улетают», быстро к ним привыкла. Рост цен был сравнительно умеренный против довоенного уровня, хлеб к концу 1915 г. вздорожал на 40 процентов, масло на 45 процентов, мясо на 25 процентов, сахар на 33 процента и т. д. Обилие денег в стране, повышение заработной платы делали этот рост не особенно чувствительным для широких масс, хотя и начали раздаваться жалобы на дороговизну. Губернаторы боролись с ростом цен, вводя таксировку продуктов; это иногда приводило к перебоям в снабжении. В столицах временами ощущался недостаток сахара и мяса; это объяснялось тем, что потребление этих продуктов сильно возросло за год войны: запрещение спиртных напитков, выдача усиленных пайков в армии, обилие денег в деревне – все это привело к тому, что в первый год войны русские массы стали лучше питаться, чем в довоенное время (например, потребление сахара в 1915 г. достигло 24,4 фунта на душу против 18 фунтов до войны).

В стране развивалась в спешном порядке военная промышленность; строились огромные новые казенные заводы, переоборудовались старые. С союзниками было достигнуто финансовое соглашение относительно оплаты больших заказов – преимущественно в Америке и в Англии.

* * *

Государь жил в Ставке, примерно раз в месяц приезжая на несколько дней в Царское Село. С ним вместе большей частью находился наследник-цесаревич. Все ответственные решения принимались государем, который в то же время поручал императрице поддерживать постоянные сношения с министрами и держать его в курсе происходящего в столице.