взять себя на руки, вновь охватить руками его шею. Это не было женским телесным желанием, поскольку это чувство было ей чуждо, только нечто вроде возбуждения охватывало ее, когда от отца или Гаута слышала она о растущем могуществе державы полян. Сама себя она считала рожденной для правления. Девушка мечтала, что рядом с таким, как Пестователь, мужчиной, она могла бы не только править, но еще и служить ему советом и помощью, управлять его войсками. Отказала она в своей руке кунингу Отландии и множеству ярлов, которые могли бы отвести ее в широкий мир, ибо такой была воля ее отца, сама же она не желала очутиться в ложе никакого мужчины. Но теперь до нее дошло, что если даже и станет она владычицей Витляндии и возьмет себе в мужья человека послушного и подчиненного, то чем будет эта самая Витляндия? Малюсенькой страной, втиснутой в разливы уходящей в море реки. Всю жизнь она чувствовала себя здесь, словно в заключении, с высоких валов видя только лишь морские волны и редко-редко купеческие и пиратские суда. Она выросла в тесном скопище домов и укреплений небольшого градика, между руслом реки, разливами и болотами. Теперь проснулось в ней желание, чтобы словно та самая птица с присланного от Пестователя куска ткани, взлететь высоко и видеть под собой обширный край. Ну почему глаза купцов и мореплавателей могли увидать больше мира, чем она, княжна Гедания? Да, она выйдет замуж за Пестователя и родит ему богатыря, ибо, как ходили слухи, он этого желает и потому выгнал свою первую жену. В качестве приданого даст она мужу град у устья Висулы и откроем ему дорогу к морям и океанам, к далеким сушам и странам. Понятное дело, вначале она поставит свои условия — сама она будет соправительницей, и вместе они завоюют земли поморцев, земли Крылатых и Длинноголовых людей, сломят могущество Карака. Мужу она позволит раз или пару раз в неделю входить в свое ложе, поскольку сама испытывает отвращение к телу мужчины. Пестователю же даст она право иметь наложниц, пускай они служат ему ради забавы. Она же останется возвышенной, неприкасаемой, величественной королевой, пред которой станут гнуть шеи вожди и другие правители. Отец, князь Гедан, болен уже и слаб, он может вскоре умереть. Останется только Гаут и его воины…

…Летом Гаут дважды спас свою жизнь только лишь из-за того, что любил есть в компании своих собак и бросать им куски еды. Дважды ему подали отравленную еду, и собаки издохли. Кто покушался на его жизнь? Кто устраивал заговор против его правления в Витляндии?

О Гедании он даже и не подумал. Гаут знал, что та его не любит. Но у него имелся опыт с женщинами, которые, в его понятии, не были амбициозными и жаждущими истинной власти существами; их можно было удовлетворить дорогими одеждами и благовониями. Потому причины измены и заговоров он был склонен искать, скорее, в посаде или же своих же воинов, которых могли подкупить купцы. Ведь и до его ушей дошел слух, будто бы в Майнце или в Хедебе купцы, разговаривающие на различных языках, но соединенные желанием умножения собственных богатств, вынесли князю Гедану смертный приговор, названный norn, за то, что не позволял он аскоманским судам заходить в Висулу и плыть вверх по ее течению. Потому-то и давал Гаунт понять купцам в посаде и тем, что прибывали с товарами или же за товарами, что когда он женится на Гедании и сделается повелителем Витляндии — вот тогда он откроет Висулу для аскоманских судов. Вот только не знал он, что уже слишком поздно. Уже было введено в движение орудие, которое должно было исполнить смертный приговор.

Прошло время жатвы. Пустые амбары и склады в Гедании ожидали судов с юга — с зерном, с дегтем, с воском, солью, мехами. Только река внезапно опустела. Не приплыло ни одного судна, нагруженного товарами из державы Карака, от Крылатых людей, а прежде всего — от полян. Где-то там, очень и очень далеко, возможно, на уровне града Влоцлава, стояла какая-то невидимая преграда, что закрыла судам дорогу по течению реки. После того, неподалеку от Гедании, десятки судов, наполненных воинами, ночью подплыли к небольшому городку поморцев и сожгло его дотла. Это место назвали «Гнев», ибо там Пестователь разгневался на тех, кто не пожелал открыть ему врата, накормить его лошадей, что плыли на судах, и дать еду воинам.

— Они уже все ближе, — сообщил князь Гедан Гауту в присутствии Гедании, которая в этот день рано утром выслала в сторону войск Пестователя небольшую лодку с гонцом лично от себя. Она обещала Пестователю гостеприимно принять его.

— Плохой ты мне дал совет, Гаут, — беспокоился Гедан. — Нужно было бы заплатить Пестователю все причитающееся. В посаде имеется множество таких, что способствуют Пестователю и ожидают его прихода. Повсюду таится измена. Войска Пестователя еще не подошли под нашу твердыню, а уже со всех сторон слышны голоса, что застанет врата града открытыми. Потому, Гаут, ты должен послать вверх по течению быструю ладью с десятью гребцами навстречу Пестователю. Будет лучше, если послом отправишься ты сам. Пообещай ему, что я вознагражу все понесенные им убытки, пускай даже это будет равняться десяти мешкам золота.

Гаут поступил так, как приказал ему Гедан, ибо не чувствовал себя в силах убить князя Гедана. Ведь если бы Пестователь узнал, что законного повелителя не стало, тем скорее мог бы он ударить на Витляндию. Так вот, доплыл Гаут до местности, названной Гнев, и увидал там десятка полтора судов с лестками в белых плащах, десятки пасущихся на лугах лошадей, принадлежащих эти оружным людям. Схваченные в неволю поморцы отстраивали деревянный град в Гневе.

Гаута провели в белый шатер, но Пестователя он в нем не застал, только лишь его канцлера по имени Херим.

— Наших главных сил и Пестователя здесь еще нет, — разъяснил Гауту этот самый Херим. — Говори, человече, чего ты хочешь, а я все передам Пестователю. Ты видел, что мы отстраиваем град на берегу реки? Здесь по реке станут плыть суда, вверх и вниз по течению, поскольку мы откроем Висулу купцам, которые желают добраться до Понта. Мы слышали, что живущие по одной стороне реки эсты, а живущие по другой стороне поморцы, время от времени занимаются грабежом судов. Этот град обеспечит безопасную пристань и военные ладьи для борьбы с пиратами.

Когда же дошло до разговора об оплате за нанесенные полянам обиды, Херим рассмеялся прямо в