отвечаю: “Министр финансов мне не подчинённый”. Тогда Валентин Сергеевич предлагает: “Напишите и отправьте в регионы телеграмму, что все задержки в союзный бюджет, которые Россия, с помощью ваших областных контор оставляла у себя на балансе, должны быть немедленно перечислены в бюджет!”Я пытаюсь отвертеться: “Но это всё-таки минфиновская ответственность”. Павлов: “Вот вы вдвоём её и напишите. Грамотнее получится, и вам нечего отсиживаться! Тем более что всё равно счета Минфина по исполнению и республиканского, и союзного бюджета в банковской системе”. Что делать, соглашаюсь и даю поручение исполнителям. Помню, что Валентин напоследок сказал, что подробности мы узнаем на пресс-конференции руководителей ГКЧП».

Днём Валентин Сергеевич позвонил снова и поручил Владимиру Ивановичу вместо него провести назначенное на понедельник заседание валютного комитета. Что тот и сделал. Комитет собрался в 15 часов и решал, какие потребности республик в валюте удовлетворять, какие нет.

«Главный банкир страны издал и распространил приказ от 20 августа, суть которого сводилась к следующему: коммерческим банкам в кратчайший срок перевести все имеющиеся валютные средства (кроме минимума, необходимого для текущей работы) за границу на депозиты советских банков… По оценкам специалистов, общая сумма средств, предполагаемых к извлечению из коммерческих банков, должна была составить около 300 млн долларов. Нетрудно предположишь, что международные финансовые структуры прекратили бы кредитование хунты, захватившей власть. Банкир путчистов старался поднять ликвидность пятнадцати банков и тем самым обеспечить финансовый тыл. Подписанный документ является грубейшим нарушением Закона СССР “О банках и банковской деятельности”, принятого Верховным Советом СССР в декабре 1990 года. Документ, по сути, также направлен на замораживание счетов коммерческих банков с их последующей ликвидацией»[271].

За три дня, в течение которых действовало «чрезвычайное положение», председатель правления Госбанка СССР Виктор Геращенко выпустил четыре телеграммы (две из них – совместно с министром финансов СССР Владимиром Орловым).

«Во исполнение постановления ГКЧП» Геращенко отменил акты центральных и национальных банков республик, противоречащие решениям и инструкциям Госбанка СССР, потребовал «вернуть» в союзный бюджет предусмотренные межреспубликанским соглашением деньги фонда стабилизации экономики и обеспечить перечисление в союзный бюджет налогов с доходов предприятий по утверждённым союзными органами ставкам.

Кроме того, вышло указание о прекращении выдачи наличных денег коммерческим структурам и о временном прекращении продажи валюты гражданам, выезжающим за рубеж по личным делам. Всё это припомнят В. В. Геращенко после 21 августа.

Щербаков В. И.: «Утром меня вызывал Янаев, с которым я наговорился по самые уши. Единственный раз я побывал и на заседании ГКЧП, где сказал участникам заседания: “В нашей истории был единственный, но аналогичный сегодняшней ситуации случай, когда Витте перед Русско-японской войной решился сказать царю, что нам не то что воевать, России готовиться к войне не на что! Могу только повторить это же: всё, что вы написали в обращении к народу как обещание и программу действий, обеспечить ресурсами невозможно! И даже разговаривать на эту тему бессмысленно”.

В показаниях министра обороны Д. Т. Язова, конспект которых мне показал после выхода из тюрьмы В. С. Павлов, прочитал, что Дмитрий Тимофеевич понял, что из их затеи ничего не получится после выступления Щербакова.

После встречи с Янаевым я ввёл в курс дела Валентина и сказал, что ничего из того, что требуют от меня ГКЧП я делать не буду. Ни вводить твёрдые цены на продовольствие и детскую одежду, ни снижение цен на бензин, ни тем более закрытие оппозиционных газет, программ радио и телевидения».

В пять вечера прошла трансляция пресс-конференции ГКЧП. Павлов, как известно, на неё не пришёл… Янаев голосом, лишённым эмоций, прочитал что-то по бумажке. Он заметно нервничал, все телеканалы сделали акцент на его трясущихся руках, хотя он старался подавить эмоции. Одновременно главный «диктатор» боролся с внезапно прорезавшимся насморком, что делало его особенно трагикомичным. Ответы участников на конкретные вопросы журналистов были лишены содержания, общие слова лишь усиливали впечатление, что у них нет ни оперативного плана, ни программы действий. Ответственность за всё исподволь перекладывалась на Верховный Совет и Съезд народных депутатов, но их только ещё пообещали созвать. Впоследствии Лукьянов признавал: созвать сессию было невозможно даже технически: для дееспособности ей необходим был рабочий кворум в 2/3 от списочного состава депутатов. А эти две трети собрать не получилось без представителей тех шести республик, что объявили о своей независимости от СССР.

Впрочем, во время войны Сталин за несколько дней собрал Собор Православной церкви для выбора нового патриарха. Иерархов свозили со всей страны на военных самолётах.

Ответ «чрезвычайной» невнятице между тем уже прозвучал: взобравшись на танк перед зданием Верховного Совета РСФСР, известным с тех пор, как Белый дом, Борис Ельцин (почему-то не арестованный злобными «путчистами») зачитал своё обращение «К гражданам России». В нём он назвал происходящее «правым реакционным антиконституционным переворотом», декларировал приверженность возглавляемой им Российской Федерации новому Союзному договору, объявил ГКЧП незаконным, а все его решения и распоряжения не имеющими силу на территории РСФСР и призвал к бессрочной всеобщей политической стачке.

Из обращения Президента РФ Б.Н. Ельцина

«К гражданам России»

«В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранён от власти законно избранный президент страны. Какими бы причинами ни оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым реакционным антиконституционным переворотом. При всех трудностях и тяжёлых испытаниях, переживаемых народом, демократический процесс в стране приобретает всё более глубокий размах, необратимый характер.

Народы России становятся хозяевами своей судьбы, существенно ограничивают бесконтрольные права неконституционных органов, включая партийные. Руководство России заняло решительную позицию по Союзному договору, стремясь к единству Советского Союза, единству России. Наша позиция по этому вопросу позволила существенно ускорить подготовку этого договора, согласовать его со всеми республиками и определить дату его подписания – 20 августа.

Такое развитие событий вызвало озлобление реакционных сил, толкнуло их на безответственные авантюристические попытки решения сложнейших политических и экономических проблем силовыми методами. Ранее уже предпринимались попытки осуществления переворота. Мы считали и считаем, что такие силовые методы неприемлемы, они дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе, возвращают нас к эпохе холодной войны и изоляции Советского Союза от мирового сообщества».

Москва, 19 августа 1991 года.

Перчатка была брошена, но Янаев со товарищи её поднять не решились. Самолёт Ельцина, на котором российский лидер утром возвращался после визита к Назарбаеву, не был, как планировалось, посажен вместо Внуково на военном аэродроме в Чкаловском. Что следовало сделать по логике настоящего заговора. Группа «Альфа», скрытно встречавшая Ельцина по приземлении, сопровождавшая его до дачи и контролировавшая все пути и передвижения между дачей и Москвой, так