Никто не подумал, что быстро разгрести экономические Авгиевы конюшни можно только методами, которыми когда-то проводили коллективизацию, сворачивали НЭП… А мы этот вариант анализировали и пришли к выводу, что он был не реализуем в тех условиях. Более того, мы его рассылали всем этим людям.

Размышления эти у меня перемежались фразами из любимых бардовских песен. И ведь как правильно сказал Владимир Высоцкий: “Мы, волчата, сосали волчицу и всосали: нельзя за флажки!” И действительно мы росли и формировались все примерно в одинаковых условиях – кто-то постарше, даже в более жёсткой обстановке. У нас много общего и поэтому я знаю, что думает мой коллега, сидящий рядом со мной – мы все с молоком матери всосали общие правила поведения в подобных ситуациях, привыкли принимать решения по одинаковому принципу: “Времена не выбирают, в них живут и умирают. Большей пошлости на свете нет, чем клянчить и пенять…” У всех у нас есть своя “красная линия”.

И всё-таки “каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку…”, а значит и “Меру окончательной расплаты каждый выбирает по себе”.

Вот и мне, видимо, пришёл срок сделать выбор и сказать об этом… Именно в тот момент я окончательно “из повиновения вышел: за флажки”. Осознав, что это “не моя колея”».

А тем временем В. С. Павлов обострил вопрос: «Скажите, на ком стоит страна. На тех, кто вышел на Манеж, или на тех, кто стоит у вагранки ЗИЛа, Уралмаша, у ткацкого станка, или ведёт трамваи. Скажите, что делать?»

Первым альтернативное мнение высказал министр культуры Н.Н. Губенко. В «отчёте» Воронцова оно звучало так: «Говоря о долге перед государством, каждый задумывается о нравственности происходящего. За моей спиной нет ни оборонного, ни материально-технического потенциала. Я представляю здесь интеллигенцию, понятие, которое связано прежде всего с понятием морали и нравственности. Интеллигенция в период перестройки стала рупором общественного сознания. Если методы ГКЧП будут связаны с практикой 29–37, 48 годов, интеллигенция этого не поддержит. Если не принять шагов по налаживанию мостов с демократическими силами, может пролиться кровь. Нужны достоверные доказательства, что всё законно. Немедленно собрать ВС. Пока действия ЧП за рамками закона. <…>

Если методы ГКЧП будут такими, интеллигенция этого не поддержит, более того, учитывая опыт государства, я знаю, что именно она будет первым козлом отпущения».

Щербаков В. И.: «Через два-три человека попросил слова я, но Павлов мне долго его не давал, видимо, заранее просчитав мою позицию, он не хотел устраивать разбор прямо на заседании.

Очередь до меня дошла только часа через полтора после начала заседания. Докладываю обстановку и предлагаю: надо разобраться, что с президентом и каковы перспективы. Но в конце концов мы работаем не на Горбачёва лично, а на страну, поэтому должны решить, что делать правительству и отдельным министрам, чтобы остановить сползание страны к хаосу и даже к гражданской войне. Я предложил немедленно проанализировать все критические точки народного хозяйства, поднять прежние мобилизационные планы, толково подготовленные предшественниками.

Следовало подготовить план действий и чрезвычайных мер, поскольку всё внешнее финансирование в ближайшие часы будет закрыто. Нужно было срочно собрать необходимую информацию, осмыслить ситуацию. В первую очередь немедленно проверить, что осталось по импорту, где он хранится, что находится в дороге? В стране не было инсулина, в Свердловске диабетики уже аптеки брали штурмом, в Челябинске и Новосибирске хлеба оставалось на одни сутки. И таких примеров было огромное множество. Какие критические точки. Я говорил, что нам, видимо, придётся вводить жёсткую систему распределения продовольствия, медикаментов, энергоресурсов, всего импорта товаров и валюты. Нужно было готовиться к эмбарго. На подготовку планов у нас оставались максимум, сутки».

В сокращённой стенограмме его речь выглядела так: «Речь идёт о судьбе государства. Надо отдать себе отчёт в том, что с ближайших часов мы не получим никакой иностранной помощи. Начнутся эмбарго одно за другим. Нужно успокоить директоров. Как руководитель Госплана я обязан знать и прошу немедленно посмотреть все мощности и резервы по мобилизационным ресурсам, чтобы в зиму страна не осталась без ресурсов».

Щербаков В. И.: «Теперь о моей личной позиции. Я пришёл в правительство работать на идею перестройки и реформ, и вот возникла явная опасность их свёртывания.

Мне тогда была непонятна правовая основа действий и позиция ГКЧП, отражённая в их Заявлении. Реализовать её можно было только методами, которыми в 1929 году сворачивали НЭП, я с ними не был согласен. И проводить их в жизнь не собирался. Как лицо, облечённое государственными обязанностями, буду честно их исполнять до Сессии ВС СССР и получения достоверных данных о законности происходящего.

На ней я решил бы, что делать дальше: оставаться в правительстве или уходить в оппозицию. В зависимости от того, что решат депутаты, от того, какие планы руководства страны будут утверждены. К этому я призвал и других».

Также В. И. Щербаков заявил, что считает необходимым взять под охрану все важнейшие инфраструктурные объекты – АЭС, склады боеприпасов, железные дороги, аэропорты и прочее. Короче, сделал профессиональный разбор, что надо делать в критической ситуации. Потом сказал о своей гражданской позиции, заявил, что, по его мнению, теперь начнётся поворот с курса перестройки.

Щербаков В. И.: «Я прямо сказал сидящим в зале президенту Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР Александру Тизякову и председателю Крестьянского союза СССР Василию Стародубцеву, вошедшим в ГКЧП, что знаю их позицию и взгляды, и реализовывать их не буду. Да их и невозможно было реализовать без репрессий 1929 и 1937 годов. Лично я этим заниматься не собирался».

Павлов первую часть речи своего первого заместителя В.М. Щербакова поддержал: всё внесли в протокол. Вторую часть («идеологическую») комментировать не стал.

Щербаков В. И.: «Валентин покраснел, похмыкал, но смолчал. В целом получилось так, что против ГКЧП на заседании правительства открыто выступили только я и Губенко. В кулуарах бурчали все, а под стенограмму в большинстве решили отмолчаться – кто там что про себя думал, Бог ведает. Но и делать из молчания вывод, будто все поддерживали, тоже неверно».

Тезисы своего выступления Щербаков привёл по памяти, а вот для уверенности в правоте изложения, как эти слова были записаны министром культуры СССР Николаем Губенко и председателем Госстроя СССР Виталием Серовым, участвовавшими в том заседании: «Я искренне удивлён, что в составе Кабинета министров, к сожалению, оказался ряд “политиков”, меняющих свои взгляды не по дням, а по часам. Я себя к таким