— Беру все, — объявил Ламберт. — А какие луковицы лилий вы привезли? Я хочу поставить большущие вазоны, а в них на самую глубину, почти у дна, положить луковицы лилий, потом где-то посередине — тюльпаны, а сверху подснежники, так чтобы они шли друг за другом с весны до середины лета.

Джон покачал головой.

— Вам придется это все пересаживать каждые три-четыре года. Они не будут хорошо чувствовать себя в таком ограниченном пространстве. Они выпьют из земли все соки. Но на первые года два вы можете их там оставить, и они действительно будут цвести друг за другом, до тех пор, пока будете поливать водой, настоянной на окопнике.

— Есть еще что-нибудь новенькое? — спросил Ламберт, пока они шли из экзотического сада на конный двор, где Джон оставил повозку.

— Привез вам краснодев рыжий, белые лилии, ну, и парочку лилий, которые вы вполне можете посадить в своем саду — ликорис и огненная лилия-глориоза. Они вполне сойдут за оранжевые, а потом вы сможете заняться селекцией и выбирать самые оранжевые оттенки.

Ламберт кивком велел своему работнику разгружать телегу.

— Слышал я, что вы сейчас много времени проводите дома, — тактично сказал Джон, обходя стороной слухи о разногласиях между Ламбертом и Кромвелем, которые теперь привели к открытому разрыву.

Правление генерал-майоров было заменено новым парламентом, который снова не сумел прийти к согласию. Ламберт стал рупором радикальных старых солдат той армии, которая все еще сопротивлялась любой попытке восстановить власть аристократии и лордов. Все крепло подозрение, что Кромвель, стремясь обеспечить мир в стране, пошел по пути Стюартов — Иакова, а следом за ним и Карла. Он шел к созданию парламента, принадлежавшего исключительно лордам и джентри, к навязанной церкви, служащей нуждам одного-единственного правителя — его самого, которого с тем же успехом можно было бы назвать и королем.

Джон Ламберт внес парламенту петицию от армии, в которой оглашались старые требования свободных выборов, правосудия для всех и более справедливых шансов для трудового народа. Как будто левеллеры все еще сохраняли прежнее влияние на баланс сил во власти и могли себе позволить выдвигать подобные требования. Поскольку Кромвель был когда-то военным человеком, а Ламберт все еще оставался таковым, Ламберт ожидал от Кромвеля беспристрастного отношения.

Но Кромвель больше не был военным. Он отошел от ясных, богобоязненных определенностей, диктуемых четкой структурой воинской службы, к сложным махинациям политических деятелей. Когда Ламберт представил петицию, запрашивающую политические изменения, за которые сражалась и погибала армия, Кромвель отреагировал немедленно. Он реорганизовал армию, заплатил просроченное жалованье, одних повысил, других отправил в отставку и тем самым развалил всю оппозицию. Ламберт видел, как самых радикальных лидеров отправили служить в колонии, на Ямайку или в Ирландию, а некоторых попросту убрали с их постов.

Потом удар пал на него. Кромвель убрал Ламберта из его собственного полка, от людей, которые сражались под его командованием во всех королевских войнах и никогда прежде не оставались без своего командира. Ламберт беспрекословно подчинился приказу Кромвеля, поскольку не мог ослушаться своего командира. Но он не принес Кромвелю клятву верности и не восхищался Кромвелем, когда лидер республиканцев появился в пышном облачении и со скипетром в руке.

Мгновение Ламберт хмуро смотрел на Джона, не видя его.

— Да, по большей части я дома, — согласился он. — Так уж получается, что мне не оставили выбора. Как оказалось, в Вестминстере для меня места нет. В моем полку тоже места для меня не осталось. Теперь там вместо меня лорд Факонберг.

— В вашем полку? — недоверчиво переспросил Джон.

Ламберт сердито насупился и кивнул.

— А кто такой лорд Факонберг? Никогда о таком не слышал.

— Благородный лорд. Роялист, ставший сторонником Кромвеля. Думаю, мой полк — его приданое, — криво усмехнулся Ламберт. — Он собирается жениться на Мэри, дочери Кромвеля. Как я вижу, Кромвель создает собственную маленькую династию. Причем с человеком, который был роялистом и снова станет роялистом, особенно если королем будет его тесть.

— Вот уж никогда бы не подумал, что он сможет управлять страной без вас, — высказал свое мнение Джон. — И уж совсем никогда не думал, что он выступит против армии.

— Он нервничает, — объяснил Ламберт. — Ему не нужен парламент, полный новых идей, ему не нужна армия, которая может с ним не согласиться. Поэтому он и распустил парламент, и отнял у меня полк.

— А вы разве не могли возразить? — спросил Джон. — Наверное, у вас больше влияния, чем у него, особенно в армии.

Ламберт печально улыбнулся.

— И дальше что? — сказал он. — Повести своих солдат против него? Еще одна война по тому же поводу и с теми же людьми? Еще с полдюжины лет жестоких разочарований? Я никогда не был сторонником распрей и раздоров. Моей задачей всегда было объединить страну, и я никогда не пойду на то, чтобы снова разорвать ее на части из-за собственных амбиций. Я пообещал, что не буду поднимать бучу, если он оставит мой полк в покое. Я торговался — я готов был отдать свою работу и репутацию в обмен на то, чтобы не трогали моих людей. Кромвель согласился. Они теперь под командованием другого человека, но никого из моих людей не выбросили на улицу только за то, что они думали своей головой. Это была честная сделка, и я выполняю свою часть контракта.

— Я не мог поверить своим ушам, когда начались разговоры о том, чтобы Кромвеля сделать королем, — сказал Джон. — Я думал, здесь собираются строить новую страну, а получается, что мы просто меняем одного короля на другого. Семью Стюартов на семью Кромвелей.

— Личность ничего не значит, — твердо сказал Ламберт. — Да и имя тоже. Важен только баланс сил. Воля людей, которую выражает парламент, реформа законодательства, чтобы каждый мог добиться правосудия, и, наконец, ограничение власти короля, или лорда-протектора, или Государственного совета. Не имеет значения, как называется третья власть, но важно, чтобы вся система работала в равновесии. Одна часть с другой. Стул на трех ножках.

— А что же делать, если лорд-протектор не захочет находиться в равновесии? — поинтересовался Джон. — Что, если он захочет нарушить баланс в свою пользу? Что, если молочница, сидящая на вашем трехногом стуле, упадет и молоко разольется?

Ламберт посмотрел на апельсиновые деревья в кадках, подготовленные для переноски. Но в тот момент он их не видел.

— Не знаю, — задумчиво проговорил он. — Нам остается только молиться, чтобы он не забыл всего того, о чем мы когда-то мечтали.

Настроение его внезапно изменилось, и он широко улыбнулся Джону.

— Но будь я проклят, если когда-нибудь соглашусь назвать его ваше величество! — жизнерадостно сказал он. — Клянусь, Традескант. Я просто не смогу этого выговорить. Я подавлюсь этими словами!

Френсис с Александром всю весну провели в Ковчеге. Кашель Александра не проходил, и Френсис хотела, чтобы муж находился подальше от шума и вони городских улиц.