— Не нравится мне, как господин Эшмол выставляет себя на первый план, — заметила Эстер, неся в столовую еще пару бутылок вина.

— Не больше всех остальных.

— А вот и нет, — настаивала она на своем. — С тех пор, как он закончил каталог коллекции, можно подумать, он решил, что коллекция уже принадлежит ему. Хотела бы я, чтобы ты напомнил ему — он всего-навсего твой помощник. Да Френсис лучше его разбирается в коллекции. Даже я лучше разбираюсь. Мы с Френсис сберегли ее в тяжелые годы всех трех войн. А он в это время жил себе припеваючи при дворе в Оксфорде.

— Но ни Френсис, ни я не знаем латынь так хорошо, как господин Эшмол, — мягко напомнил ей Джон. — И он очень много сделал только за спасибо. Я бы не смог завершить эту задачу без его помощи, ты же знаешь, Эстер. У него большое будущее, попомни мои слова. Его ждут великие дела.

Эстер бросила на Джона быстрый скептический взгляд, ничего больше не сказала и вернулась на кухню.

— Александр сегодня сойдет вниз? — спросил Джон.

У Александра вошло в привычку после обеда присоединяться к беседующим, чтобы послушать их разговоры. Чтобы уберечься от холодного вечернего воздуха, поверх домашней одежды он набрасывал на плечи толстую шаль. Часто ему не хватало дыхания, чтобы участвовать в беседе, но он любил слушать, как гости обсуждают самые разные темы, следить за ходом их рассуждений, особенно когда предметом дискуссии выступали астрономия и новые открытия на звездном небе.

Эстер покачала головой.

— Он говорит, что слишком устал. Френсис посидит с ним наверху.

Норманы провели в Ковчеге все лето, но Александру так и не стало лучше. Все в доме поддерживали невинный обман, что ему уж наверняка станет легче, когда погода будет прохладнее, точно так же, как раньше притворялись, что ему полегчает на солнышке.

Когда в августе он сказал, что хочет вернуться домой, Френсис не стала с ним спорить, хотя чума в Сити свирепствовала сильнее всего именно в летние месяцы. Она просто послала помощника садовника к реке нанять лодку, чтобы та отвезла их к Тауэру, и приказала конюху заложить экипаж.

— Он очень болен, — предостерегла ее Эстер. — Он слишком болен для таких путешествий. Вы должны остаться здесь.

— Я знаю, — просто сказала Френсис. — Но он хочет домой.

— Устрой его там как следует и, как только ему станет лучше, возвращайся сюда, — сказала Эстер. — В городе чума, лучше бы тебе быть здесь.

Френсис покачала головой.

— Ты не хуже меня знаешь, что лучше ему не станет, даже если он будет дома. И я останусь с ним до конца.

— Ох, Френсис.

— Я знала, что рано или поздно так все и будет, еще когда выходила за него, — сказала Френсис.

Глаза ее наполнились слезами, но голос не дрожал.

— И он это знал. Мы оба не дураки, и оба прекрасно понимали, что я его потеряю. Мы готовились к этому со дня свадьбы. Он меня предупреждал. Я ни о чем не жалею.

— Я поеду с тобой, — решила Эстер. — Кто-то должен помогать тебе по дому, пока ты ухаживаешь за ним.

— Спасибо, — сказала Френсис. — Мне очень нужно, чтобы ты была рядом.

Александр умер в своей постели, как и хотел. Эстер стояла в ногах, а Френсис держала его за руку. Он прошептал что-то, но она не расслышала, что он сказал. Она наклонилась поближе, чтобы услышать слова.

— Что ты сказал, мой любимый? Повтори.

— Ты была самым дивным цветком…

Он замолчал, чтобы перевести дух, и Френсис наклонилась еще ближе.

— …самым дивным цветком в саду Джона.

Он улыбнулся ей на мгновение, потом закрыл глаза и уснул.

Френсис похоронила мужа в той самой церкви, где они венчались, и пошла домой рука об руку с отцом и мачехой.

Эстер заказала обед из соседней пекарни. Подмастерья Александра, его родственники из Херефордшира и друзья из Сити помянули его, съели обед и потом ушли.

Без постоянного стука молотков и непрерывного повизгивания пил во дворе в доме воцарилась странная тишина.

— Ты уже подумала о том, чем хочешь заниматься? — мягко спросил Джон у дочери. — Ты решила, где хочешь жить? Александр очень хорошо тебя обеспечил, и ты можешь теперь продать этот дом. А продажа его предприятия уже оговорена.

— Я думала обо всем об этом, — сказала она. — И если бы ты разрешил… я бы хотела вернуться домой.

— В Ковчег?

— Да.

Джон вдруг обнаружил, что сияет от удовольствия.

— Это принесло бы мне много радости, — просто сказал он.

Осень 1658 года

Рано утром в начале сентября Джона разбудил свист усиливающегося ветра.

— Рад, что я сегодня не в море, — сказал он Эстер.

Он подошел к окну и увидел, что на фоне неба, по которому несутся тучи, деревья в саду и на аллее бешено машут ветвями.

— Иди в постель, — сонным голосом пробормотала Эстер.

С конюшни донесся какой-то стук и грохот.

— Я уже проснулся, — сказал Джон. — Встану, посмотрю, все ли там в порядке. Тут у нас настоящая буря.

Он провел день вместе с конюхом и Джозефом, возвращая на место свалившиеся вьющиеся растения и укрепляя деревья, шатавшиеся в земле и ненадежно удерживаемые корнями. Френсис с острым ножом обходила сад, безжалостно обрезая вьющиеся розы так, чтобы их длинные побеги не выдернули из земли корни. Она пришла к обеду, в середине дня, руки над перчатками исцарапаны, волосы разметались по плечам.

— Френсис Норман, — укоризненно произнесла Эстер.

— Там ужас что творится, — оправдывалась Френсис. — Мой чепец просто сдуло с головы.

— Вижу, — сказала Эстер.

— У нас половина яблок пропадет, — раздраженно заметил Джон. — Что за скверный ветер.

— А сливы? — подхватила Френсис. — Попозже я попробую выйти, собрать все, что смогу.

— Я тоже помогу, — сказала Эстер. — Вряд ли кто-нибудь соберется к нам сегодня. Без особой нужды никто в лодку не сядет.

Джон надеялся, что ветер к ночи стихнет. Но он становился все сильнее, все яростнее. Начал накрапывать дождь. Эстер обошла дом и закрепила все ставни. Но удары порывов ветра в застекленные рамы все равно были слышны в доме. И в зале с редкостями было видно, как большие стекла двигались в рамах, потрескивая под напором ветра.

— Остается надеяться только на Бога, что они не треснут, — сказал Джон. — Мы сейчас закроем ставни, и даже если стекла разобьются, то, по крайней мере, наша выставка будет хоть под какой-то защитой. Если бы я мог такое предвидеть, я бы с утра досками все окна позабивал.

Они съели плохо приготовленный ужин. Мощный порыв ветра дунул вниз по трубе и разнес сажу по всей кухне. Ужиная, они услышали, как кусок кровли с грохотом рухнул во двор конюшни.