– Нет, Эболи. Мы пойдем дальше.

– Все вокруг нас – древнее воспоминание об отчаянии и смерти, – умоляюще произнес Эболи. – Эти леса теперь населяют лишь духи моего народа.

– Я сам решу, когда мы повернем назад, и это время еще не пришло, – ответил ему Хэл.

Но на самом деле он уже поддавался чарам этой странной новой земли и изобилию жизни на ней. Он ощущал неудержимый порыв идти дальше и дальше, следовать за великой рекой до самых ее истоков.

На следующий день, стоя на носу полубаркаса, Хэл заметил ряд невысоких холмов недалеко впереди, к северу от реки. Он велел пристать к берегу и оставил Большого Дэниела и его матросов чинить протечку, оставшуюся после нападения гиппопотама. С собой он взял Эболи, и они отправились к холмам, чтобы осмотреть местность впереди. Холмы оказались дальше, чем можно было подумать, потому что в чистом воздухе и при ярком свете африканского солнца расстояния искажались. Не скоро они взобрались на гребень и стали смотреть вниз, на бесконечные леса и холмы, стоявшие ряд за рядом, словно отражения в бесчисленных туманных голубых зеркалах.

Они сели рядом и молчали, с благоговением глядя на бесконечность этой дикой земли. Наконец Хэл неохотно встал.

– Ты прав, Эболи. Здесь нет людей. Нужно возвращаться на корабль.

Но внутренне он чувствовал странное нежелание поворачиваться спиной к этой потрясающей земле. Больше обычного его влекла к себе ее загадочность, романтичность неведомых просторов.

«У тебя будет много сильных сыновей, – так пообещала ему Сакиина. – И их потомки будут процветать в Африке и властвовать над ней».

Он еще не полюбил эту землю. Она была слишком странной и дикой, слишком чужой, слишком отличалась от всего того, что он познал в мягком северном климате. Но он уже чувствовал ее магию в своей крови.

Тишина сумерек опустилась на холмы. Настал момент, когда все живое сдерживает дыхание перед коварным приближением ночи. Хэл бросил последний взгляд на горизонт, где холмы, словно гигантские хамелеоны, меняли цвет. Прямо на его глазах они становились сапфировыми, лазурными, синими, как спина зимородка.

Вдруг Хэл замер.

Он схватил Эболи за руку и показал куда-то.

– Смотри! – тихо произнес он.

От подножия следующей гряды над лесом поднялась тонкая струйка дыма и взвилась в фиолетовое вечернее небо.

– Люди! – выдохнул Эболи. – Ты был прав, что не хотел возвращаться так быстро, Гандвана.

В темноте они спустились с холма и двинулись через лес, как тени. Хэл определял направление по звездам, то и дело поглядывая вверх, на огромный сияющий Южный Крест, что висел над холмом, у подножия которого они заметили струйку дыма.

После полуночи, когда они уже крались с нарастающей осторожностью, Эболи остановился так внезапно, что Хэл чуть не налетел на него в темноте.

– Прислушайся! – тихо предложил Эболи.

Они замерли и стояли так минуту за минутой.

Потом Хэл сказал:

– Я ничего не слышу.

– Подожди, – потребовал Эболи.

И тут Хэл услышал.

Это был звук, некогда казавшийся совсем обычным, но Хэл не слышал такого с тех пор, как они покинули мыс Доброй Надежды.

Низкое мычание коровы.

– Мой народ – пастухи, – прошептал Эболи. – Скот – их наиболее драгоценное имущество.

Он пошел впереди Хэла, и они бесшумно зашагали дальше.

Наконец до них донесся запах древесного дыма и знакомый дух коровника. Хэл увидел кучку слабо тлеющей золы, оставшейся на месте костра. Рядом с ней вырисовывался силуэт сидящего человека, закутанного в кароссу, накидку из звериных шкур.

Друзья залегли в кустах, решив ждать до рассвета. Однако стоянка ожила задолго до первых лучей солнца. Сторож встал, потянулся и плюнул в покрытые золой угли. Потом принес сухих веток, бросил их в костер и опустился на колени, чтобы раздуть огонь. Пламя быстро вспыхнуло, и в его свете Хэл увидел, что сторож – всего лишь мальчик.

Раздув костер, парнишка, одетый только в набедренную повязку, отошел в ту сторону, где прятались Хэл и Эболи. Подняв единственную прикрывающую чресла одежду, он помочился в траву, для забавы направляя струю на сухие листья и веточки, и хихикнул, пытаясь попасть в спешившего куда-то скарабея.

Потом он вернулся к костру и крикнул в сторону хижины с односкатной тростниковой крышей:

– Эй, скоро рассветет! Пора выводить стадо!

Голос у мальчика был высоким и чистым, и Хэл с удовольствием обнаружил, что понял каждое из сказанных слов. Это был тот самый язык лесов, которому учил его Эболи.

Еще двое парнишек такого же возраста вышли из хижины, вздрагивая от прохлады, бормоча и почесываясь. Все трое отправились к загону. Разговаривая с животными, словно с детьми, ребята почесывали им головы и хлопали по бокам.

Стало светлее, и Хэл теперь видел, что эти животные совсем не похожи на тех, что держали в поместье Хай-Уилд. Здешние были выше, с длинными ногами, над плечами у них торчали огромные бугры, а рога были расставлены так широко, что это выглядело почти нелепо, и весили эти рога столько, что явно чересчур обременяли даже такие крепкие тела.

Мальчики выбрали корову и отогнали от ее вымени теленка. Один из них присел рядом с ней и стал доить, направляя упругие струи молока в большой тыквенный сосуд – калебас.

Другие тем временем поймали молодого бычка, набросив ему на шею кожаную петлю. Они затянули ее так, что под черной шкурой заметно надулись вены, и тогда один из юношей проткнул вену острым наконечником стрелы. Первый мальчик уже подбежал с калебасом, наполовину наполненным молоком, и подставил его под струю яркой красной крови, что била из проколотой вены.

Когда тыква наполнилась, один из пастухов присыпал маленькую ранку на шее бычка горстью пыли и освободил животное. Бычок побрел прочь, явно не пострадав от кровопускания. Мальчики энергично встряхнули тыквенную бутыль, смешивая молоко и кровь, а потом стали по очереди пить эту смесь, облизывая губы и вздыхая от удовольствия.

Они были так заняты своим завтраком, что не замечали Хэла и Эболи. Те подкрались к ним сзади и схватили, приподняв над землей. Ребята принялись брыкаться и пронзительно кричать.

– Потише, вы, мелкие бабуины! – приказал Эболи.

– Работорговцы! – взвыл старший мальчик, увидев белое лицо Хэла. – Нас угонят в рабство!

– Они нас съедят! – верещал младший.

– Мы не работорговцы! – как можно убедительнее сказал Хэл. – И ничего плохого вам не сделаем!

Но его заверения лишь вызвали у троицы новый взрыв ужаса.

– Это дьявол, он говорит на языке небес!

– Он понимает наши слова! Это белокожий дьявол!

– Он точно нас съест, мать меня предупреждала!