– Нет, вы видели, как он стоял тут без головы, а его рот все еще пытался говорить? – рычал он, и по его щекам от смеха текли слезы.

Толпа подхалимов-колдунов тоже хихикала и визжала.

– Небеса смеются! – завывали они. – Все люди счастливы!

Мономатапа внезапно умолк.

– Принесите мне глупую голову Свизви! – приказал он.

Старик, приведший во двор гостей, послушно наклонился. Он взял голову и опустился перед королем на колени, протягивая ее.

Мономатапа взял голову за спутанные пряди курчавых волос и заглянул в широко раскрытые пустые глаза. И снова захохотал.

– Вот уж глупо – не узнать королевскую кровь! Как же это ты не узнал моего брата Эболи по его величественной осанке и божественному гневу?

Он бросил окровавленную голову в сторону других колдунов, и те шарахнулись от нее.

– Поучитесь на глупости Свизви! – посоветовал он им. – И не делайте ложных пророчеств! Не пытайтесь меня обмануть! А теперь убирайтесь, все вы! Или я предложу моему брату совершить еще одну кровавую жертву!

Колдуны в панике разбежались, а Мономатапа встал со своего живого трона и подошел к Эболи с широкой радостной усмешкой на татуированном лице.

– Эболи, – сказал он, – брат мой, давно умерший и теперь оживший!

И он обнял брата.

Одна из хижин под затейливой крышей, что стояли по периметру двора, была предоставлена гостям. К ним тут же явилась процессия девиц, несших на головах глиняные горшки с горячей водой, чтобы мужчины могли помыться. Другие девушки принесли подносы, нагруженные красивыми одеяниями, чтобы заменить грязную одежду, – гостям предлагались расшитые бусами набедренные повязки из дубленой кожи и накидки из меха и перьев.

Когда Хэл и Эболи искупались и переоделись в эти наряды, еще одна группа девушек принесла им калебасы с пивом, напитком из перебродившего дикого меда и уже знакомой смесью молока и крови. Другие тащили блюда с горячей едой.

Когда гости насытились, явился тот самый седовласый вождь, который привел их пред светлые очи Мономатапы. С величайшей учтивостью и уважением он присел на корточки у ног Эболи.

– Хотя ты был намного моложе, когда видел меня в последний раз, и вряд ли помнишь, скажу: я – Зама. Я был индуной, советником твоего отца, великого Мономатапы Холомимы.

– Это печалит меня, Зама, но я почти ничего не помню о тех днях. Помню брата Н-Пофо. Помню боль от татуировочного ножа и как нас обрезали вместе. Помню, что он визжал громче, чем я.

Зама явно встревожился и покачал головой, словно предостерегая Эболи от такого легкомыслия, когда он говорит о короле. Но голос его звучал по-прежнему ровно и спокойно:

– Все это правда, вот разве только Мономатапа никогда не визжал. Я присутствовал на церемонии ножа, и именно я держал твою голову, когда горячее железо оставляло печать на твоих щеках и срезало крайнюю плоть с твоего пениса.

– Мне кажется, я смутно припоминаю твои руки и твои слова утешения. Я благодарен тебе за них, Зама.

– Вы с Н-Пофо были двойняшками, вы родились в один час. Потому-то ваш отец и приказал, чтобы вы оба носили королевские татуировки. Это было в новинку, не по обычаю. Никогда прежде двух королевских сыновей не татуировали на одной и той же церемонии.

– Я почти не помню отца, только то, что он был высоким и сильным. И помню, как поначалу боялся татуировок на его лице.

– Да, он был могучим человеком и грозным, – согласился Зама.

– И я помню ту ночь, когда он умер. Я помню крики, выстрелы из мушкетов и ужасное пламя в темноте.

– Я был там, когда явились охотники на рабов со своими цепями скорби. – Глаза старого человека наполнились слезами. – Ты был так юн, Эболи. Я изумлен тем, что ты помнишь все это.

– Расскажи мне о той ночи.

– Я по своему обыкновению и долгу спал у входа в хижину твоего отца. Я был рядом с ним, когда в него угодила пуля работорговца… – Зама умолк при этом воспоминании, потом снова вскинул голову. – Умирая, он сказал мне: «Зама, оставь меня. Спасай моих сыновей. Спасай Мономатапу!» И я поспешил повиноваться.

– Ты побежал спасать меня? – спросил Эболи.

– Я побежал к той хижине, где вы с братом спали рядом со своей матерью. Я пытался забрать тебя у нее, но твоя мать тебя не отдала. «Возьми Н-Пофо!» – приказала она, потому что ты всегда был ее любимцем. И я схватил твоего брата, и мы вместе побежали в темноту. Мы с твоей матерью потеряли друг друга. Я услышал ее крик, но у меня в руках был второй ребенок, и повернуть назад означало рабство для всех нас и конец королевской крови. Прости меня, Эболи, но я оставил вас с матерью и помчался дальше, а затем вместе с Н-Пофо укрылся в холмах.

– Тебя не за что винить, – заверил его Эболи.

Зама внимательно осмотрелся по сторонам, а потом его губы шевельнулись, но он не издал ни звука. И лишь после паузы Эболи услышал:

– Это был плохой выбор. Я должен был забрать тебя.

Его лицо изменилось, он наклонился ближе к Эболи, как будто хотел сказать что-то еще. Но тут же неохотно отодвинулся, словно ему не хватило храбрости сделать некий опасный шаг.

Он медленно поднялся на ноги.

– Прости меня, Эболи, сын Холомимы, но я должен покинуть тебя.

– Все тебе прощаю, – мягко откликнулся Эболи. – Я знаю, что в твоем сердце. Думай об этом, Зама. Другой лев ревет на вершине холма, который когда-то мог стать моим. Моя жизнь теперь связана с новой судьбой.

– Ты прав, Эболи, а я просто старик. У меня не осталось ни сил, ни желания менять то, что невозможно изменить. – Зама выпрямился. – Мономатапа дарует тебе еще одну встречу завтра утром. Я пойду с тобой. – Он слегка понизил голос: – Прошу, не пытайся покинуть королевское поселение без разрешения короля.

Когда он ушел, Эболи улыбнулся:

– Зама просит нас не уходить. Это было бы трудновато сделать. Ты видел сторожей, что поставили у всех входов?

– Да, их трудно не заметить.

Хэл встал с резной эбонитовой скамьи и подошел к низкой двери хижины. Он насчитал двадцать мужчин у ворот. Все прекрасные воины, высокие и мускулистые, и у каждого имелись копье и боевой топор. Они держали большие щиты, обтянутые пятнистыми черно-белыми буйволиными шкурами, а их головы украшали журавлиные перья.

– Да, уйти отсюда будет потруднее, чем войти, – мрачно произнес Эболи.

На закате к ним явилась еще одна процессия юных девушек, принесших ужин.

– Теперь мне понятно, почему твой царственный братец так оброс жиром, – заметил Хэл, окинув взглядом это безумное количество еды.

Как только они сообщили, что насытились, девушки ушли с блюдами и горшками и вернулся Зама. На этот раз он привел за руки двух девиц. Девушки опустились на колени перед Хэлом и Эболи. Хэл узнал в одной из них, фигуристой красавице, ту, что служила живым троном Мономатапе.