Уго не решился сказать Катерине и тем более дочери, что их больше не пускают к Барче. Таверна, в которой наконец появились два длинных стола, скамьи, чашки, плошки, стаканы и все, что потребовала Катерина, начала приносить доход. По ночам, тайком, они все так же перегоняли огненную воду, и Уго продолжал крепить свои вина. Кроме того, он выгодно купил качественный сорт и перепродал его по хорошей цене. Катерина ликовала – она была счастлива настолько, что Уго просто не осмелился поведать ей об истинном положении мавританки, поскольку боялся расстроить возлюбленную.

– В Барселоне теперь новый епископ, – сказал ему тюремщик, огорченный тем, что приходится отказаться от денег, как всегда принесенных виноделом, – его зовут Андреу Бертран. И он запретил посещать мавританку.

– Только мавританку? – изумился Уго.

– Да. Насчет остальных никакого приказа не было.

– Но почему?

Тюремщик пожал плечами.

Уго не сомневался – это козни Рехины, пропавшей на время беременности Мерсе.

С тех пор как король Фердинанд отказался подчиняться папе Бенедикту, в духовенстве царила смута: одни поддерживали это решение, а другие, подавляющее большинство, выступали против. Бенедикт укрылся в замке Пеньискола, что неподалеку от Валенсии. Из своей неприступной твердыни, нависшей над морем, он продолжал управлять судьбами христианского мира: издавал буллы, даровал бенефиции, вершил суд и, в частности, в том же 1416 году назначил Андреу Бертрана епископом Барселоны.

Церковники, посещавшие таверну Уго то ли для того, чтобы купить вина для себя, то ли для того, чтобы за чашей поговорить с прихожанами, рассказывали о новом епископе: «Он собирал подаяние для папы. Но вы все знаете, что он новообращенный. Епископ был евреем». Уго прислушался внимательнее. «Да. Он был на диспуте в Тортосе. И дважды выступил против ребе Жозефа Альбо из Дароки, защищавшего Талмуд». «Как будто в Каталонии нет настоящих христиан, чтобы занять епископскую кафедру!» – пожаловался один священник.

Епископ действительно был новообращенным и принимал участие в Тортосском диспуте – как и Рехина. Едва он прибыл в Барселону, положение Барчи моментально ухудшилось. Уго не сомневался в том, что в деле замешана Рехина. «Зачем самому епископу влезать в дело мавританки, которую, похоже, и судить не торопятся», – размышлял Уго.

– Надо заплатить больше, – ответила Катерина в день, когда виноделу ничего не оставалось, кроме как признаться во всем.

Она настаивала на посещении Барчи, чтобы рассказать ей о рождении маленького Арнау.

Тюремщик отказался. Уго добавил пару монет.

– А нельзя ли только передать ей сообщение? – предложил тюремщик. – Я бы мог даже отнести… тот сверток, который ты вечно прячешь, – добавил он, указав на бурдюк за пазухой Уго.

– Нет, – отрезала Катерина.

Уго дал еще денег. Тюремщик колебался. Еще монета. Он засопел. Последняя.

Тюремщик поставил единственное условие – встреча должна пройти ночью. Уго и Катерина не стали рисковать и поэтому обошли площадь Сант-Жауме стороной – вдоль римской стены между церковью Святой Марии у Сосны и исчезнувшим еврейским кварталом. По правую руку угрожающе возвышался Новый замок, а по левую располагались общественные бани, давшие название улице Банис-Ноус. Уго и Катерина жались к стенам домов. Если бы они попались, их могли бы серьезно оштрафовать за то, что они передвигаются ночью без освещения. Однако более всего Уго опасался за огненную воду. Солдаты и судебные приставы никогда бы не узнали, что находится в бурдюке, – если только не пили однажды чистейшую огненную воду без добавления специй, фруктов и вина.

– А если это ловушка Рехины и нас схватят? – вдруг прошептала Катерина, остановившись на углу Банис-Ноус и улицы Палья.

Справа от них уже виднелась стена, ограничивающая владения епископа с тыльной стороны, и потайная дверь, на которую им указал тюремщик. Уго взвешивал такую возможность перед тем, как двинуться в путь, и предложил Катерине остаться дома, чтобы не подвергаться опасности. Русская наотрез отказалась, заявив, что хочет увидеться с Барчей. Конечно, Рехина вполне могла устроить что-нибудь подобное, но Уго решил довериться тюремщику. Однако теперь уверенности поубавилось, все тело покрылось холодным потом.

– Не волнуйся, Катерина. Все будет в порядке. Уверен, что тюремщик не откажется от наших денег. Тем более он знает, что мы будем и дальше ему платить. Но если хочешь, давай вернемся домой? Еще не поздно. Мы не сделали ничего плохого.

– Нет, – возразила Катерина, – я хочу обнять эту упрямую мавританку.

Огромная весенняя луна плыла над их головами, то сверкая, то скрываясь за облаком. Тюремщика все не было. Уго и Катерина стояли, держась за руки, прислонившись к фасаду соседнего дома, вздрагивая от необъяснимых ночных звуков.

Уго подумал, что, выдав Барчу в Святой Марии и содействовав ее заключению, Рехина только начала свою месть. Со дня свадьбы Мерсе, когда мавританку арестовали, прошел уже год. Он вспомнил, как дрался с Рехиной у ручья за монастырем Жункерес. По ее злобному лицу можно было догадаться, что она не остановится на Барче. Катерина утешала его, когда он чувствовал вину за арест мавританки. «Брось эти глупости, – произнесла сама мавританка, когда Уго поделился своими переживаниями в одно из посещений, – но будьте осторожны, – добавила Барча, – эта сука на мне не угомонится, я только…» Мавританка осеклась. Катерина дотронулась до ее руки и не дала продолжать. «Она отыграется на вас, – добавила Барча чуть позднее. – Девочку она не тронет. Мерсе – графиня, жена того, кто мог бы причинить ей много вреда, но вот вас… Эта тварь не успокоится, пока не отомстит».

Потайная дверь открылась, и чья-то тень поманила их. Катерина потянула винодела за собой. «Не забывайте», – эхом отозвался голос мавританки в голове Уго. Они прошли в дверцу и оказались в саду, окружавшем дворец. Тюремщик встретил их, задвинул щеколду, и в это мгновение четверо епископских стражников набросились на них с криками «Воры!».

– Нет, господи, нет, только не теперь, когда мы так счастливы! – всхлипнула Катерина и упала на землю. Кровь отлила у нее от лица; она уже предвидела, что разделит судьбу Барчи. – Ублюдок, – плюнула она в сторону тюремщика.

Уго присел рядом с Катериной. Бурдюк с огненной водой вывалился из-за пазухи и теперь свисал между колен, касаясь земли.

– Кто здесь? Именем епископа, вы арестованы. Вы покусились на церковную собственность.

Уго поднял голову. Тюремщика и след простыл. Их окружили четверо солдат. Они небрежно держались за рукоятки мечей, не ожидая серьезного сопротивления. Так и вышло, он сдался. Но что они с Катериной могли сделать, оказавшись в ловушке, против вооруженных людей? Уго вздохнул и поднялся на ноги в тот момент, когда луна зашла