Она проходит мимо меня, прямая как палка, взгляд ее устремлен вдаль; на ней шуба из меха божума, в которую ее только что облачили жрецы. Перед тем как войти в пролом, она поворачивается, машет мне рукой на прощание и исчезает в ночи. Все кончено, укладываются последние камни, проход закрывается. Все кончено! Мне надо преисполниться радости и гордости, но я ощущаю смертельную грусть. Я никогда больше не увижу Маэми!

Джек

Приближается полночь, в лагере техников погашены все огни, но два окна, Мэри и ее отца, все еще светятся. Я лежу, растянувшись на шезлонге, в северной галерее. Туземная деревня погрузилась во мрак еще с наступлением сумерек; там по-прежнему темно. На площади в этот вечер – ни единого огонька. Должно быть, все находятся в глубине своих пещер из-за какой-то священной церемонии, в одной из тех пещер, куда даже Пьеру не удалось проникнуть. Где-то на юге поднялся ветер, вовсе не ледяной, и он делается все более неистовым. Песок скребет по металлическим крышам и стенам, но здесь, на северной стороне, я в безопасности. Из-за вывиха мне по-прежнему больно ступать на землю. Пора идти спать, тем более что ветер становится прохладным, температура падает. Неужели это и есть ледяной ветер С’гами?

Теперь уже очень холодно, ветер жестокий и, бесспорно, ледяной. Слышен грохот, идущий от ангара: вероятно, кусок жести оторвался и вибрирует, подражая грому. И – я смотрю на часы, желая удостовериться, что я не ошибаюсь, – хотя сейчас только двадцать минут первого, мне кажется, что небо вмиг стало светлее, что оно светлее, чем при нормальном освещении, создаваемом красной луной Ганэ. Луна стоит высоко-высоко, почти что в зените. Я поднимаюсь, прыгая на одной ноге, огибаю угол и перебираюсь на западную галерею, где меня едва не сбивают с ног колючий песок и леденящая снежная буря. Разинув рот, я замираю на месте! Там, на юге, – день! Можно даже различить белые облака на голубом небе или, скорее, в треугольнике голубого неба, а в остальных местах царит ночь, сияют Ганэ и три внешние планеты, Гам, Ва и Минами. Впрочем, я едва вижу их: они теряются в сиянии луны, которая вот-вот заслонит их.

Позади меня раздается шум шагов; я резко поворачиваюсь, позабыв о ноге, и вскрикиваю от боли. Это Джон. Я молча указываю рукой на юг.

– Странный феномен, – говорит он. – Нашему ученейшему другу Пьеру Беллеру придется сильно постараться, чтобы объяснить его. Но сейчас мне нужно закрепить этот чертов кусок жести, и я всех разбужу.

– А не лучше ли подождать наступления дня? Ледяной ветер, предсказанный С’гами, уже тут, и, быть может, выходить опасно…

– Глупости! Да, ветер есть, этого нельзя отрицать. Что касается бога, то я поверю в него, когда увижу, да и потом, у меня есть револьвер!

Он сбегает по лестнице и исчезает. Я жду, не в состоянии ничего сделать из-за поврежденной ноги. Ко мне присоединяется Мэри и облокачивается на балюстраду:

– Где отец?

– Пошел закрепить кусок жести, который…

О! Этот крик, этот ужасный крик, два выстрела, еще один крик, резко оборвавшийся! Мэри стоит на нижней ступени лестницы, глухая к моим призывам, я спешу, падаю, чуть не убиваюсь о поручень. Еще один крик, пронзительный женский крик, затем что-то вроде неотчетливого бульканья – и тишина. Мэри! Мэри! Я ползу, прыгаю на одной ноге, потом бегу, совершенно забыв о боли, добираюсь до участка, где находятся ангары, спотыкаюсь о темную массу.

Это Джон, голова его наполовину оторвана. Мэри! Мэри! Никто не отвечает. И тогда я изо всех сил дергаю за веревку сирены.

Пьер

Думаю, прошло не больше тридцати-сорока секунд между тем моментом, когда я услышал сирену, и тем, когда я оказался за рычагами управления аэриона, кинув рядом с собой винтовку и фульгуратор. Я только что закончил приводить в порядок свои записи и уже собирался ложиться. Сирена посреди ночи – это сигнал тревоги или катастрофы. Не думаю, что случилось нападение, хотя мне кажется, что чуть раньше я слышал выстрелы. Ветер сильный и ледяной, как и предсказывал С’гами, а на юге, примерно в шести километрах от нас, прямо над тем местом, где была обнаружена серия Таро, виден странный треугольник – день и голубое небо!

Аэрион мчится на такой скорости, какую я только могу себе позволить, но из-за ветра с песком видимость на уровне земли почти нулевая. Ничего не поделаешь, времени, чтобы подняться выше, у меня нет, но я знаю, что между моим домом и лагерем нет препятствий. Резко торможу – и вот я уже у ангаров, рядом с которыми я замечаю десятка полтора рабочих с рудника и Джека. Джек что-то бессвязно лопочет и то и дело зовет: «Мэри! Мэри!» А когда люди расступаются, я вижу в свете фонаря труп Джона в большой луже крови.

Затем Джек немного успокаивается, и мне удается его расспросить, так как остальные ничего не знают. Джон мертв, а Мэри исчезла, успев несколько раз вскрикнуть. На твердом грунте нет никаких следов, а если они и были, то люди затоптали их. Я хватаю за руку Ангуса Макгрегора – это суровый шотландец, которого ничем не испугаешь, – забрасываю его на второе сиденье аэриона, и мы несемся у самой земли с включенными фарами, двигаясь строго на юг. Юг, с которого дует этот ледяной ветер, сейчас уже начавший понемногу спадать, юг, с которого, несомненно, пришел бог, чем бы это ни было, юг, к которому он направился.

Я веду аэрион, Ангус осматривает землю. Мы движемся медленно, пытаясь обнаружить следы. То, что способно одним махом наполовину оторвать голову человека, должно быть крупным и тяжелым. Странно, но кажется, что треугольник голубого неба уменьшается по мере того, как мы к нему приближаемся. И тут вдруг Ангус кричит: «Там! Там!»

Там находится родник, прекрасно мне известный; к нему приходят на водопой дикие животные. В косом свете фар, не везде пробивающем ночной мрак, видна масса знакомых следов.

И других, знакомых одному лишь мне! Сначала я в это не верю, но они здесь, передо мной, свежие следы огромного антропозавра, глубоко вдавленные в рыхлый грунт. Самые свежие все еще заполнены водой.

Я спрыгиваю на землю, чтобы подойти ближе и рассмотреть их. Видны две цепочки следов: более старых, уходящих к северу, и более новых, уходящих к югу. Вдоль этих последних тянется полоса крови, человеческой крови. Много-много крови. Нам никогда уже не увидеть Мэри!

Мы возобновляем преследование и движемся так быстро, как только позволяет полет над самой землей. Бог это или антропозавр, но чудовище скоро почувствует ласку фульгуратора, стреляющего на полную мощность. Сидящий рядом со мной Ангус тоже вытащил оружие. Я объяснил ему в нескольких словах, что именно – как мне кажется – случилось. Живой антропозавр! Где же они могут прятаться? Я много раз обследовал всю пустыню и ничего не видел.

Ничего, я все равно найду их, и тогда…

Мы приближаемся к зоне голубого неба, дневной зоне, и я набираю высоту. И не верю своим глазам! Там, под этим треугольником, пустыня исчезла, вместо нее – степь с высокими травами, река (я знаю ее изрезанное трещинами ископаемое русло, – именно там была обнаружена серия Таро), вдали – покрытая льдом горная цепь, антропозавры и другие животные: я идентифицирую некоторых по найденным мной останкам. Вся эта сцена относится к позднему меловому периоду! С ума сойти, просто не может быть! Я увеличиваю скорость, но вдруг Ангус вырывает у меня штурвал, нас сносит влево, и он кричит мне: «Оно закрывается!»