— Похоже на название китайского блюда, — сказал он Эйлин, когда официант ушел.

— Ты смотрел этот французский фильм? Классика, — сказала она. — Забыла название. С Жераром Филиппом и… Мишель Морган, кажется. Она пожилая женщина, а он очень молодой человек, и он ведет ее в модный французский ресторан…

— Нет, вроде не смотрел, — сказал Клинг.

— В общем, он пытается произвести на нее впечатление, и когда официант приносит вино, которое он заказал, он наливает немного в свой бокал, делает маленький глоток… а женщина не отрывает от него взгляда, и официант наблюдает за ним… и он пробует вино, как бы прислушивается к своим ощущениям, и говорит: «У вина привкус пробки». Официант долго смотрит на него… знаешь, французские официанты, они обычно все такие высокомерные… потом наливает немного вина в свой маленький серебряный кубок для проб, как там его называют, отпивает немного и смакует. Все в ресторане наблюдают за ними, потому что знают, что те двое любовники, и нет ничего в мире, чего французы любят больше, чем любовников. Наконец, официант торжественно кивает и говорит: «Мсье прав, вино имеет привкус пробки». И уходит, чтобы принести новую бутылку. Жерар Филипп улыбается, Мишель Морган улыбается, и все в ресторане улыбаются.

Эйлин тоже улыбалась.

— Это очень симпатичная сцена, — сказала она.

— Я не много видел иностранных фильмов, — пожал плечами Клинг. — Я имею в виду, те, что с субтитрами.

— Этот был с субтитрами, — сказала Эйлин. — Но он очень красивый.

— Сцена, похоже, действительно классная, — сказал Клинг.

— «Le Diable au Corps», вот как назывался.

Клинг посмотрел на нее с недоумением.

— Название фильма, — пояснила она. — Означает: «Дьявол во плоти».

— Хорошее название, — сказал Клинг.

— Да, — сказала Эйлин.

— «Пуйи Фюме», — объявил официант и вытащил пробку. Он обтер горлышко бутылки полотенцем, затем налил немного вина в бокал Клинга. Клинг посмотрел на Эйлин, поднял бокал, поднес его к губам, отпил вина, приподнял брови и сказал:

— У этого вина привкус пробки.

Эйлин засмеялась.

— Пробки? — сказал официант.

— Я шучу, — сказал Клинг. — Отличное вино.

— Потому что на самом деле, если…

— Да нет, все в порядке, правда.

Эйлин продолжала смеяться. Официант нахмурился. Он налил вино в бокал Эйлин, потом наполнил бокал Клинга. И хмуро отошел от стола.

Эйлин и Клинг подняли бокалы.

— За золотые дни и фиолетовые ночи! — сказала Эйлин и чокнулась с ним бокалом.

— Твое здоровье, — сказал он.

— Мой дядя Мэтт всегда так говорил. Пил, как рыба. — Эйлин поднесла бокал к губам. — Смешно было бы, если б вино на самом деле пахло пробкой, да? — Она пригубила вино.

— А пахнет? — спросил Клинг.

— Нет, нет, очень хорошее. Попробуй. По-настоящему на этот раз.

Он отпил.

— Ну что? Вкусно?

— Да.

— Все-таки, наверное, это была Мишлин Прель, — сказала Эйлин. — Актриса в том фильме.

Несколько секунд они сидели молча. На реке загудел буксир.

— Расскажи, — сказала она, — над чем ты сейчас работаешь?

— Убийство, совершено в субботу поздно вечером.

— И в чем там дело?

— Пока непонятно, — сказал Клинг.

— Потому и интересно, — сказала Эйлин.

— Наверное.

— То, с чем работаю я, редко бывает загадочным. Я всегда служу приманкой для какого-нибудь извращенца.

— Не хотел бы я оказаться на твоем месте, — сказал Клинг.

— Иногда действительно бывает страшно.

— Надо думать.

— С другой стороны, никто ведь не заставлял меня идти в полицию, верно?

— А как вышло, что ты пошла работать в полицию?

— Из-за дяди Мэтта. Любителя золотых дней и фиолетовых ночей. Он был копом. Я любила его до смерти, поэтому решила, что тоже стану копом. Дядя работал в старом сто десятом участке в Риверхэд. Пока его не убили однажды ночью в баре. Он даже не был на дежурстве. Просто сидел там и пил свой бурбон, когда ворвался какой-то парень с обрезом в руках и с красным клетчатым платком на лице. Дядя Мэтт выхватил служебный револьвер, и парень его застрелил. — Эйлин помолчала. — Парень разбогател на пятьдесят два доллара и тридцать шесть центов, которые взял из кассы. Его так и не поймали. Я все надеюсь, что однажды наши с ним пути пересекутся. Обрез и красный клетчатый платок. Пристрелю суку.

Она закрыла глаза.

— А ты как попал в полицию? Зачем ввязался?

— Показалось, что это хорошее дело, правильное, — сказал Клинг, пожав плечами.

— А сейчас? Оно все еще кажется тебе правильным делом?

— Пожалуй, да. — Клинг снова пожал плечами. — Получаешь своего рода… хотя и выматывает, ты же знаешь.

— Да, — кивнула она.

— Все, с чем сталкиваешься… — сказал он и замолчал.

Они отпили еще вина.

— Над чем ты сейчас работаешь? — спросил Клинг.

— В четверг начну работать, — сказала она. — Ночью.

— И что это?

— Какой-то гад насилует медсестер в парке у больницы Уорт-Мемориал. Когда они идут к метро через парк. Знаешь этот парк? В китайском квартале?

— Да.

— Насильник нападает на тех, кто возвращается после вечерней смены, которая с четырех до полуночи. В течение последних трех месяцев всегда выбирает безлунную ночь.

— То есть в четверг ночью луны, я так понимаю, не будет.

— Да, «Никакой луны». Правда, классная песня?

— Какая песня?

— «Никакой луны».

— Я ее не знаю, — сказал Клинг. — Извини.

— Это не назовешь сценой «Ой, мы оба любим одно и то же», да?

— Я не знаю, что это за сцена, — сказал Клинг.

— Такие всегда бывают в фильмах. «Какой у тебя любимый цвет? Желтый. У меня тоже! А любимый цветок? Герань. И у меня! Вот это да, мы оба любим одно и то же!» — Эйлин снова рассмеялась.

— По крайней мере нам обоим нравится вино, — сказал Клинг и улыбнулся. — Ты оденешься медсестрой?

— Конечно. Думаешь, это сексуально?

— Что?

— Медсестры. Их форма, я имею в виду.

— Никогда не задумывался.

— Знаешь, многие мужчины неравнодушны к медсестрам. Наверное, им кажется, что медсестры всякое повидали. Парни лежат голыми на операционных столах и все такое. Они полагают, медсестры — опытные.