— Может быть. А может быть, это просто еще одно из ножевых убийств, каких сотни каждый день. Позже я хочу поговорить с ее двоюродным братом, тем парнем, который первым вывел нас на нее, когда мы занялись убийством Лопеса. Может, он что-то знает.

— Если это связано с кокаином…

— Не исключено.

— Тогда это начинает выглядеть как крутая разборка, — сказал Мейер. — А я мог бы обойтись без разборок наркобанды.

— Давай сначала поговорим с Муром, — сказал Карелла.

Они работали в большом городе. А в большом городе ошибки неизбежны. Вполне вероятно, что даже если бы они сразу узнали о случившемся с Джудит Квадрадо, она оказалась бы не в состоянии рассказать им что-либо ценное для расследования дела — или дел, не факт, что они связаны. Узнай они про нее вовремя, возможно, успели бы расспросить ее или даже получить предсмертное заявление, хотя это все равно могло ни к чему не привести. Но даже в большом городе не мешает вовремя узнавать о текущих событиях.

Карелла был счастлив, например, узнать от лейтенанта Бернса о том, что Браун и Клинг обнаружили триста тысяч долларов стодолларовыми купюрами в сейфе Марвина Эдельмана — последней или, по крайней мере, самой недавней жертвы. Наличие такой горы денег можно было отнести, конечно, к самой природе бизнеса Эдельмана: торговец драгоценными камнями в обмен на свой товар обычно принимает отнюдь не жетоны метро. Но почему такая грандиозная сумма денег хранилась в кабинетном сейфе, а не на банковском счету или хотя бы в банковском сейфе? Вот какой вопрос беспокоил детективов. Он, возможно, не беспокоил бы их так сильно, если бы товарищи Эдельмана по несчастью не были связаны с кокаином. Где кокаин — там обязательно большие деньги. А деньги в сейфе Эдельмана были очень большими.

На протяжении многих лет кокаин был известен под множеством имен: кокс, кокос, снег, снежок, иней, санный путь, пыльца счастья, золотая пыль, звездная пыль, Бернис, Коррина, белая леди, белая лошадь и, конечно, конфетки для носа. Смесь его с героином называлась «спидбол», хотя недавно в уличном жаргоне для этой комбинации появилось название: «коктейль Белуши». Но как его ни называй, для полиции кокаин — сплошная головная боль.

На территории восемьдесят седьмого дилеры героина стали присваивать своему товару торговые марки. Они наклеивали на маленькие пергаминовые пакетики ярлычки с такими затейливыми именами, как: «Кайф Кули», «Убийство № 1», «Восторг», «Белый кит», «Жидкое серебро», «Кузен Эдди», «Кролик», «Безумный Эдди» или «Славная киска» — названия, какие вряд ли пришли бы в голову маркетологам конфетной фабрики. Поскольку люди, продающие допинг, были преступниками, в среде которых нет понятия о чести, уже через пару часов после того, как качественный товар уважаемого дилера попадал на улицу с маркой «Дьявол», «Пророчество» или «Посвящение», какой-нибудь пронырливый толкач сбывал пакетики с таким же ярлычком, только с героином, разбавленным почти до ничего — «битый товар», как называли его наркоманы и дилеры.

Но то — героин.

С кокаином все иначе.

В самом последнем федеральном отчете, переданном отделу детективов, говорилось, что в прошлом году в Соединенные Штаты проникли контрабандой приблизительно шестьдесят метрических тонн кокаина, общей стоимостью в пятьдесят миллиардов долларов.

Кокаин был в моде.

В этом состояла его самая большая проблема. Кокаин нюхают не подростки из трущоб. Потребители кокаина могли руководить большой голливудский студией и принимать многомиллионные решения по поводу того, какой следующий фильм они свалят на головы ничего не подозревающей публики. Они могли сидеть ночью на собственном пляже в Малибу, слушая шум прибоя и вдыхать кокс с маленькой золотой ложечки, которую носили на изящной золотой цепочке под сшитой на заказ шелковой рубашкой. Короче говоря, если хотите принимать кокаин, не мешает стать побогаче.

Каждый коп знал математику кокаина. Каждый полицейский также являлся экспертом по метрической системе мер и весов. Чтобы понимать эту экономику, нужно знать, что унция кокаина составляет 28,3 грамма, а килограмм эквивалентен 35,2 унции или 2,2 фунта по английской системе мер и весов. Средний колумбийский фермер, выращивающий коку, продает свои листья торговцам по доллару за фунт — два за кило, плюс-минус пенни. К тому времени, как сырье будет преобразовано в гидрохлорид кокаина, затем разбавлено еще и еще — «разведено», «разбуторено» или «разбодяжено» — а потом продано в пергаминовых пакетиках того размера, какой вы можете найти в сахарнице в кафе, грамм может обойтись вам уже где-то между 100 и 125 долларами, в зависимости от качества. Астрономические баксы, что крутятся в торговле кокаином, связаны с необычайно большим числом посредников между источником и потребителем и беспардонным разведением на каждом этапе: от максимума в 90–98 % чистоты в Южной Америке до 12 % на улицах.

И Мейер, и Карелла испытывали смешанные чувства по поводу вероятной кокаиновой связи между убийствами. С одной стороны, они рвались поскорее закрыть файл Лопес — Андерсон — Эдельман (и, возможно, Квадрадо). С другой стороны, если убийства не имеют ничего общего с южноамериканцами, которые вели свой бизнес из Маджесты за рекой — из «маленькой Боготы», как говорили в полиции, — детективам не хотелось открывать эту банку с червями. Организованная преступность не входила в их компетенцию и была, пожалуй, не по зубам паре копов. Когда они стучали в дверь квартиры Тимоти Мура на втором этаже дома в Челси-Плейс, они надеялись одновременно и на то, что он расскажет им, каким образом Салли Андерсон замешана в наркоторговле, и на то, что наводка Лонни Купер окажется ложной. Лучше уж честный псих, чем колумбийский киллер.

Из-за двери доносились звуки музыки. Классической. Много струнных инструментов. Музыка звучала очень громко, она проникала сквозь деревянную дверь и наполняла коридор. Детективы постучали еще раз.

— Кто там? — крикнул голос.

— Полиция! — прокричал Карелла.

— Подождите минутку!

Они подождали. Струнные уступили место ударным, затем вступил, как предположил Карелла, гобой. Дверь открылась. Музыка стала громче.

— Привет, — сказал Тимоти Мур, одетый в спортивный свитер с символикой университета, коричневые вельветовые брюки и стоптанные домашние тапки. — Заходите. Я сам только что пришел, буквально минуту назад.

Квартира состояла из гостиной, спальни и кухни. В этом районе города, в непосредственной близости от университета, она, вероятно, стоила ему около шестисот баксов в месяц. Входная дверь открывалась прямо в небольшую гостиную, обставленную мебелью, купленной, вероятно, на распродаже. Там стояли стулья, лампы, диван — и книжные шкафы, битком набитые толстыми томами. Карелла подумал, что это, наверное, учебники по медицине. В углу комнаты стоял на подставке человеческий скелет. На столике возле потертого дивана стояли телефон и портативное радио, извергающее то ли симфонию, то ли концерт, то ли сонату, то ли что еще. Радио было похоже на ту маленькую японскую штучку, которую слушал Дженеро — во всех отношениях, кроме одного: радио Дженеро, как правило, передавало рок-музыку. За диваном находилась дверь в спальню, она была открыта, и детективы могли видеть неприбранную постель. На противоположной стене другая дверь вела в кухню.