и не были своими, потому что не признавали правящей парадигмы. Поэтому с ними сначала воевали, а потому просто старались не замечать, ожидая, пока они вымрут. Как считалось, своими «Задачами» Кавелин вел спор с физиологом Сеченовым и проиграл ему. Это неверно. Кавелин проиграл, но не в споре с Сеченовым, он проиграл в споре за то, каким должно быть научное сообщество вообще и подсообщество психологов в частности. Проиграло его видение, его идеалы, то есть предложенная им парадигма.

Я смею предположить, что в основном спор о явной парадигме научного сообщества в России был завершен к середине века. Спор же о правящей парадигме психологического подсообщества длился еще четверть века и завершился как раз после написания «Задач психологии» Кавелиным. «Историческим фактом является то, что в последней четверти прошлого века психология утвердилась в качестве самостоятельной науки, – пишет историк психологии. – Этого бы не произошло, если бы она не имела собственного предмета и адекватных ему методов» (Ярошевский, 1985, с.239). Этим предметом оказалась рефлексо-физиология Сеченова с соответствующими ей методами «точных наук».

По сути же, сообществом психологов был сделан выбор между двумя путями развития, и один из них оказался закрытым. Попытка его возрождения будет сделана лишь через полвека.

Вернемся к Кавелину. Далее он вводит довольно сложное понятие «умозрения»:

«В такой же опале, как философия, находится и единственное ее орудие – умозрение», – говорит он. Очевидно, это вызвано нападками представителей естественных и «точных» наук на «умозрительные построения идеалистов». Напомню, это середина прошлого века. Еще только-только возникли сомнения Гаусса, Лобачевского и Яноша Бояи в надежности системы аксиом геометрии Евклида, алгебра множеств Джорджа Буля еще не нашла настоящего признания. А до Гилберта, Эйнштейна или Рассела еще далеко. Математика еще считается точной наукой и не сомневается в своих основах.

Однако предсказанное Кавелиным «вырабатывание положительных наук» уже вовсю идет. Очень скоро вопрос об основах приведет «точные науки» сначала к логике, а потом и к заявлениям типа следующего: «Современные математики разделяют взгляды Буля. Ошибочно считается, говорят они, что вычисление – главное, чем занимаются математики. На самом же деле в «чистой» математике вычисления встречаются крайне редко. Чаще всего математические вычисления имеют место там, где собственно математическая работа закончена и речь идет лишь о том, чтобы, руководствуясь известными правилами, выполнить определенный объем сугубо механической работы.

Элементами булевой алгебры множеств являются не числа, а некоторые объекты, природа которых игнорируется. Существенно, что все элементы алгебры, называемые множествами, и являются частями одного и того же множества. Это исходное множество называется универсальным множеством и часто обозначается большой латинской буквой U (первая буква слова universalis – общий, всеобщий). В естественном языке универсальное множество выражается словами все, всякий, любой, никакой» (Жоль, с.30).

И вот мы от математики неожиданно пришли к самому пока неопределенному – естественным языкам и способам описания Образа мира. А отсюда уже и рукой подать до вопроса: «А судьи кто?» Иначе говоря, до психологических вопросов о том, откуда мы знаем нечто и как мы его знаем, и так далее. Иными словами, мы попадаем прямо в мир «умозрения», к которому, кстати, целиком и полностью принадлежит и математика.

У понятия «умозрение» есть психологическое содержание. Однако мы знаем из истории, что оно было лишено этого содержания и превращено в своего рода бранное выражение из, так сказать, политических соображений. «Умозрение в наши дни чуть ли не бранное слово, – пишет Кавелин, характеризуя бои внутри научного сообщества. – Чтобы лишить какой-нибудь вывод всякого доверия, возбудить против него всевозможные предубеждения, стоит только назвать его умозрительным, – и дело сделано, цель достигнута. Отчего же это?» (Кавелин, 1899, т.3, с.380).

Вопрос не праздный. Ясно, что слово было сделано оружием и использовалось вовсе не для научных целей. Поскольку Кавелина в данном случае интересует психология, то он ищет ответ на вопрос: какая психология противопоставляет себя «умозрению»?

«В области наук естественных и так называемых положительных мы допускаем самое широкое применение умозрения; но как только дело коснется нравственных условий и двигателей индивидуальной, личной жизни и деятельности, мы, безусловно, отвергаем умозрение. Почему бы, казалось, не допустить полной равноправности фактов психических с реальными и одинаковое применение к тем и другим одинаковых научных приемов? Ответ заключается в целом строе современной мысли.<…>…мы с неподражаемым искусством, с удивительною тонкостью исследуем не одну природу, но и произведения умственной и нравственной жизни и деятельности человека – верования и культы, художественные создания, язык, политическую и гражданскую жизнь, развитие науки и философии – в прошедшем и настоящем, в мельчайших подробностях; а то, что произвело эти явления и факты, именно сама психическая жизнь человека, остается в тени, или объясняется исключительно одними материальными фактами. В виде опровержения нам укажут на тысячи исследований, посвященных исследованию психических явлений. Но эти превосходные, образцовые в своем роде труды не опровергают, а напротив, подтверждают нашу мысль. Все психологические исследования нашего времени, имеющие научное достоинство, ограничиваются разъяснением физиологических условий психической жизни. Устройство и отправления органов внешних чувств, физические ощущения тела, доходящие до сознания помимо органов внешних чувств, устройство и отправления нервной и мозговой систем – вот что в наше время исключительно занимает исследователей. Ученые заслуги их бесспорны. Они подготовляют богатый материал для психологии, но назвать их исследователями психической жизни нельзя. Мозг и нервы составляют только ее физическое условие; внешние впечатления и внутренние ощущения тела только возбуждают психическую деятельность; но в чем состоит эта жизнь, какие законы этой деятельности – вот чем современная наука мало интересуется, тогда как для психологии имеет величайшую важность не физиологическая сторона психических отправлений, сама по себе, а соответствие между физиологическими и психическими явлениями.<…> Как мы уже заметили, обыкновенная тема и предпосылка всех психологических работ нашего времени состоит в объяснении психических явлений из деятельности нервов и мозга. Такое направление отрицает психологию в принципе» (Там же, с.381–382).

Напомню, в ответ на «Задачи психологии» Сеченов публикует статью с названием «Кому и как разрабатывать психологию», где без малейших колебаний заявляет, что это дело физиолога.

Но, как мне кажется, о противостоянии двух парадигм в науке середины прошлого века сказано достаточно, и вполне можно перейти к предложениям Кавелина о том, какой же должна быть психология. Он предваряет изложение собственных взглядов словами, которые полностью соответствуют состоянию Декарта при написании «Рассуждения о методе»:

«Сбившись с пути и потеряв руководящую нить, человек всегда обращался к самому себе и в изучении психической жизни искал разгадки задач, по-видимому неразрешимых, которые тревожили его ум и совесть и делали дальнейшее развитие невозможным. Теперь, когда мысль