Я покачал головой; я-то понимал: деньги эти оно берет у всех нас.

— Я знаю, какие гимны любил Оуэн, — сообщил я его родителям. — И уверен, пастор Меррил прочитает подходящую молитву.

— Много пользы принесли Оуэну все эти его молитвы! — сказал мистер Мини и пнул подставку для дров.

Позже я зашел в комнату Оуэна и сел к нему на кровать. Руки от изувеченной статуи Марии Магдалины были приделаны к маминому портновскому манекену, прежде безрукому, как, впрочем, и безголовому. Бледные, выбеленные известью руки оказались непропорционально длинными для маминой фигуры; но, подозреваю, эти простертые страждущие руки лишь усиливали в памяти Оуэна образ той привязанности, что питала к нему моя мама. Его армейский вещевой мешок стоял рядом со мной на кровати: родители Оуэна не стали его распаковывать.

— Вы хотите, чтоб я распаковал его мешок? — спросил я у мистера и миссис Мини.

— Я был бы рад, — ответил отец Оуэна. Чуть позже он вошел в комнату и сказал: — Я был бы рад, если б тебе захотелось хотя б чего-нибудь забрать из его вещей, — я знаю, он хотел, чтоб ты это забрал.

В вещевом мешке оказался его дневник и потрепанное издание в мягкой обложке под названием «Избранные места из сочинений св. Фомы Аквинского» — я забрал и то, и другое, и еще Библию. Смотреть на его вещи было тягостно. Меня поразило, что он так и не распаковал все те бейсбольные карточки, которые тогда так символично привез к моему дому, а я потом вернул их. Поразило меня и то, как высохли и покоробились, как нелепо теперь выглядели ампутированные когти моего броненосца — когда-то они были для меня таким сокровищем, а теперь стали мало что уродливыми, так еще и сильно уменьшились в размерах против того, что я помнил. Но больше всего я поразился, не найдя бейсбольного мяча.

— Его тут нету, — сказал мистер Мини; он наблюдал за мной, стоя в дверном проеме Оуэновой комнаты. — Можешь глядеть всюду, где захочешь, но ты его не сыщешь. Его тут никогда не было. Я знаю, я уж много лет его ищу.

— Я просто думал, может… — начал было я.

— Я тоже! — сказал мистер Мини.

Бейсбольный мяч — эта пресловутая «причина смерти», пресловутое «орудие убийства», — его никогда не было в комнате Оуэна Мини!

Я прочитал место из Фомы Аквинского, которое Оуэн подчеркнул особенно яростно: «Доказательство бытия Божия из понятия движения». Сидя на Оуэновой кровати, я перечитывал этот абзац снова и снова.

Все, что движется, должно иметь источником своего движения нечто иное. Следовательно, коль скоро движущий предмет и сам движется, его движет еще один предмет, и так далее. Следовательно, невозможно, чтобы нечто было одновременно, в одном и том же отношении и одним и тем же образом, и движущим и движимым — иными словами, было бы само источником своего движения. Однако даже необразованному человеку показалось бы нелепым предположение, будто орудия движимы, но без участия какой бы то ни было главной действующей силы. Ведь это все равно что предположить, будто можно изготовить ящик или кровать, заставив пилу или топор работать без участия плотника. Следовательно, необходимо дойти до некоего двигателя; а под ним все разумеют Бога[44].

Кровать пришла в движение; рядом со мной присел мистер Мини. Не глядя на меня, он накрыл мою руку своей тяжелой натруженной ладонью; он не испытывал ни малейшей брезгливости, касаясь моего обрубка.

— Ты знаешь, он ведь не был… обычным, как все, — сказал мистер Мини.

— Да, он был совершенно особенный, — кивнул я; но мистер Мини помотал головой.

— Это не то; я хочу сказать, он не был как все остальные. Он родился… по-другому, — пояснил мистер Мини.

Не считая того раза, когда миссис Мини сказала, что ей жаль мою бедную матушку, я никогда не слышал, чтобы она говорила. Из-за того, что я не привык к ее голосу, и еще из-за того, что она заговорила из гостиной, не вставая со своего места у камина, этот голос меня здорово напугал.

— Прекрати! — выкрикнула она.

Мистер Мини сжал мою руку чуть крепче.

— Я хотел сказать, он родился не так, как все, — продолжал мистер Мини. — Он родился как Младенец Христос, такие вот дела. Я с его мамой… у нас никогда этого не было…

— Прекрати! — снова выкрикнула миссис Мини.

— Она просто понесла, и все. Как с Младенцем Христом.

— Он ни за что тебе не поверит! Тебе вообще никто никогда не верит! — закричала миссис Мини.

— Вы хотите сказать, Оуэн родился от непорочного зачатия?! — переспросил я мистера Мини. Он отвел глаза в сторону, но при этом усердно закивал.

— Она была непорочной — да! — подтвердил он.

— Тебе никогда, никогда, никогда, никогда не поверят! — раскричалась миссис Мини.

— Тихо! — оборвал он ее.

— А не могло это произойти… м-м-м… как-нибудь нечаянно? — спросил я.

— Говорю тебе, у нас никогда вообще этого не было! — резко ответил он мне.

— Прекрати! — выкрикнула миссис Мини; но теперь в ее голосе уже не чувствовалось той настойчивости. Она, конечно, была совершенно безумной. Возможно, умственно отсталой от рождения. Возможно, она даже не знала, как «это» делается, или не помнила, было ли у нее это «вообще», когда и с кем. Возможно, она все эти годы лгала, а может, повредилась в уме до такой степени, что просто не могла вспомнить, каким образом забеременела!

— Вы в самом деле верите… — начал было я.

— Это правда! — перебил мистер Мини, сжав мне ладонь так, что я сморщился. — Не будь таким же, как все эти проклятые попы! — сказал он. — Они верят в ту историю, но про эту ничего даже слышать не хотят! Они даже учат про ту историю, как там все случилось, но про нашу историю говорят, что это хуже всяких там грехов! А Оуэн — никакой не грех!

— Да, это правда, — мягко промолвил я. Мне хотелось убить мистера Мини — за его невежество! А эту свихнувшуюся тетку засунуть в камин поглубже!

— Я перешел из одной церкви в другую — ух, все эти католики! — вскрикнул он. — Кроме гранита я ж ни в чем не смыслю, — признался он. В самом деле, подумал я, только в граните он и смыслит. — Я работал в карьерах в Конкорде, каждое лето, когда мальцом был. А когда повстречал жену, когда она… понесла… в Конкорде не нашлось ни одного католика, с которым мы могли бы потолковать! Это было такое оскорбление… то, что они ей сказали!

— Прекрати! — еле слышно воскликнула миссис Мини.

— Мы переехали в Барре — там хороший гранит. Эх, мне б здесь хотя б вполовину такой хороший камень! — сказал мистер Мини. — Но в Барре католическая церковь точно такая же; они с нами так обращались, будто мы богохульничаем, будто мы насмехаемся над Библией и выдумываем свою собственную религию или что-нибудь такое.

Разумеется, они и вправду выдумали свою собственную «религию». Чудовищно суеверные, они оказались простофилями вроде тех, кого облапошивают своими «чудесами» телевизионные миссионеры.