Энас потерял сознание, а вместе с этим и вышел из-под контроля Магистра, но… Лишь обернувшись, Эспен понял, что это был отвлекающий манёвр.

Занесённый над головой серп обрушился на грудь Лиса Пустыни, ломая рёбра и разрывая в клочья сердце… теперь уже буквально.

* * *

Сознание медленно погружалось в холодную тьму. Эспен ещё чувствовал, как тело куда-то тащат и из него обильно вытекает кровь, но мысленно он уже находился где-то там… По ту сторону.

И не было уже сил ни биться, ни сопротивляться. Банально не хватало энергии на злость. Жизнь проносилась перед глазами: как он ползал среди кустов и деревьев, выискивая экскременты, как обрёл разум, как пытался понять для чего ему этот разум нужен… Затем шли тёплые деньки в Малых Дубках. Его друзья-адепты, Грезе, посадившая семена человечности, суровый, но добрый тесть Ярон, мудрый охотник Гунхильдр…

Потом, шли те годы, которые Эспен меньше всего хотел вспоминать: смерть Грезе, мытарства в поисках орудия мести, знакомство с Ульриком, потеря учителя, преступные похождения по городам севера Доминос.

И вновь некоторое затишье: знакомство с путешествующими неко и магом, погони, приключения, деревня Асмодея, рейнджеры, Алиса, вновь обретённый смысл жизни… Потеря.

— Кажись, я понял, что быть человеком — не так уж и радостно, — произнёс он сам себе, но неожиданно, был услышан.

— Жизнь беспощадна к тем, кто её не ценит, — произнёс знакомый голос.

— Кто здесь?

— Не узнаёшь свою рыжулю?

— Грезе?! Ах, да… Должно быть, я уже в мире мёртвых…

— Как был дурашкой, так и остался! — вздохнула жена. — Разве ты не был человеком?

— Нет, точно нет. Только и делал, что брал, не отдавая ничего взамен… За меня расплачивались жизнями другие… И ты тоже… Прости…

— Но разве это не делает тебя человеком? Ты познал все горести и радости человеческой жизни. Ты любишь и ненавидишь, как и любой человек. Ты сомневаешься в своём пути, и это тоже делает тебя человеком. Ты сомневаешься в собственной человечности, но, чёрт возьми, это и делает тебя даже большим человеком, чем большинство других людей!

— Ты пытаешься меня утешить, но в этом нет смысла. Я рад, что мы, наконец, встретились, — вздохнул Эспен.

— Нет, ну посмотрите на дурака, люди добрые! Ты ему про налима, он тебе — про Никодима!

Эспен почувствовал, как кто-то наклонился над ним.

— Ты так близко… — он почувствовал знакомый запах волос Грезе. — Жаль, что я ничего не вижу…

— Эспен, — тяжело вздохнула Грезе. — Открой глаза.

— Что… — внезапно, паразит понял, что всё это время крепко сжимал свои веки. И раскрыть очи стало задачей не из лёгких, но он как следует напряг мышцы и лицо и таки смог это сделать, зажмурившись от яркого света.

Эспен лежал посреди цветущего поля, над ним сидела его прекрасная Грезе, а позади неё…

— Ярон… Людвиг… Торфинн, Олаф, парни… Г-гарольд?! Что вы все здесь делаете?! — вскочил он на ноги.

— Эти люди здесь за тем, чтобы сказать тебе тоже самое, раз мне ты не веришь! — нахмурилась Грезе, ни капли не изменившаяся с того самого дня, когда Эспен в последний раз видел её живой и здоровой.

— Весь твой путь — череда взлётов и падений, — заявил тесть.

— Это и есть линия жизни, — добавил Гунхильдр.

— У кого-то она ровнее, несомненно, но никогда не бывает однородной, — улыбнулся капитан Тринадцатого.

— Не вини людей за слабость, ты не знаешь, через что они прошли, — сказал Торфинн.

— Просто следи за собственным путём и всегда помогай тем, кто в этом нуждается, — опёрся на посох Гарольд.

— Сейчас ты должен сам для себя решить раз и навсегда — кто ты, — скрестив руки на груди, произнёс Олаф.

— Всё, что происходило раньше — было сном, — произнёс Вульф и его кивками поддержали остальные адепты Малых Дубков.

— Но теперь, — Грезе дотронулась до груди Эспена, где должно было быть сердце, — настал черёд проснуться, дорогой, — рыжуля коснулась губ мужчины с аметистовыми глазами и неведомая сила утянула Лиса Пустыни вверх.

* * *

Статуя Аммаста неожиданно взорвалась. Пурпурные нити, тянущиеся к бездыханному телу паразита развеялись по ветру. Рана на груди затягивалась на глазах. Его старое сердце было уничтожено. Сердце паразита. Теперь же, на его место пришло розовенькое, горячее человеческое сердце.

Рене обернулась посмотреть на произошедшее. Что-то толкнуло Магистра в живот. Подняв взгляд, она встретилась с двумя пылающими аметистовыми зрачками.

— Так ты прорвался… — произнесла Песнь Бездны и вновь посмотрела на торчащий из её живота меч.

Глава 46. Прощайте все, кто мне дорог. И снова в сторону пустыни

Катана насквозь прошла через живот Рене, упёршись рукоятью в метеоритный корсет. Эспен был поражён — с какой лёгкостью он пронзил сильнейшего адепта внешней стены!

Тело мечника преобразилось: исчезли шрамы, заработанные в предыдущих битвах, рассечённое ухо вновь срослось, а с груди исчезла четырёхконечная звезда. Но самое главное, что теперь Лис Пустыни ощущал себя более цельным. Словно он всю жизнь до этого ходил с закрытыми глазами, пряча от самого себя правду. И сейчас, когда его сердце открылось себе самому, Эспен совершенно по другому взглянул на Рене.

Её лицо побледнело. Когда катана резко вышла из тела Магистра, Песнь Бездны гулко воскликнула: «Ах!». Девушка упала на колени, пытаясь удержать в себе просачивающуюся сквозь пальцы кровь из живота.

Вдруг рана вспыхнула и в мгновение ока затянулась, не оставив и следа, вот только… Рене деградировала до уровня «смертного», с концами. Тело Магистра сохранило себе жизнь ценой дальнейшего Пути Тельмуса.

В таком состоянии, Эспен мог бы убить её просто задушив своей аурой. Но он решил не тянуть с карой и занёс катану, чтобы срубить девушке голову с плеч. Та не сопротивлялась, покорно наклонившись.

«Ты победил. Я пообещала сама себе, что только один из нас уйдёт отсюда живым», — подумала Рене и, не осознавая от чего, заплакала.

Эспен замер с занесённой катаной, тяжело и громко дыша. Он уже её одолел, морально и физически. Снести башку ненавидимой стерве было лишь чистой формальностью, так почему он не мог опустить клинок на шею сучки?

— Какого чёрта ты хнычешь? — прошипел он сквозь зубы. — Ради всего проклятого, почему именно сейчас ты решила разрыдаться, а не когда убивала всех этих невинных людей, тварь?!

Шмыгнув носом, Песнь Бездны просипела:

— Представь, что вся твоя жизнь прогорела в пустую… Всё за что я сражалась, убивала и сжигала — оказалось неправдой… Потому что жить в рабстве у Аммаста для меня было легче, чем терпеть