«Кто он Редж? Просто знакомый или мой неизвестный противник?» — насторожился Роберт, а вслух добавил:

— Так и думал, что ты не могла согласиться на операцию добровольно.

— Операцию, о чем ты?

— Имплантат.

— У меня?! — Лина разразилась витиеватым ругательством, подскочила, вцепилась руками в волосы, стала ощупывать голову. — Подлец, да как он смог… я же… Но как он понял? Хотя… я конечно блокировалась как умела, но от него разве спрячешься. И потом, после того как Фрэнки… я сорвалась.

Она опустилась на колени, из глаз потекли слезы. Роберт обнял ее, прижал легонько к плечу.

— Все, все, не плачь. Я помогу, обещаю. Твой имплантат не так уж страшен, с ним вполне можно жить.

— Киборгом убийцей, управляемым извне, ну спасибо! — вздохнула Лина и резко вскинулась, отстраняясь. — Постой, ведь ты избавился от имплантата, иначе мы бы не общались… Сможешь вытащить мой?

— Не избавился, но отключил. С тобой тоже должно получится. Удалить полностью? Вряд ли, не уверен. Это микрочип и находится глубоко внутри. Но повреждений мозга нет. И память вернется.

— Правда?

— Правда.

Лина жалобно всхлипнула. Худенькие плечи вздрогнули.

«Бедная девочка! Очередная жертва чудовищной машины. И сколько таких, покалеченных, с искореженными судьбами», — подумал Роберт.

Она подняла глаза, залитые слезами, и оттого казавшиеся еще более яркими. Роберт улыбнулся ободряюще и ласково.

«Собственно, а почему бы и нет?» — мысль возникла давно, но сейчас он ее не отогнал.

Лина смотрела с надеждой и потянулась к нему.

— Фрэнки это не понравится, — пробормотал Роберт, привлекая ее к себе.

— К бесу Фрэнки, — прошептала Лина, накрывая его губы своими.

Невозможная женщина, невозможные отношения в месте, которого не существует на самом деле. Она дразнила и играла, то подпуская, то отталкивая, целовала и оставляла следы укусов, ласкала со страстью на гране отчаяния, и судорожно впивалась ему в спину ногтями. Он перехватил инициативу, повел по своим правилам, и она подчинилась. А потом, переполненная какой-то нереальной, особой нежностью, осторожно касалась губами обожженной, обезображенной кожи, словно пыталась разгладить. Он подумал, что ее использовали, но никогда не любили по-настоящему, и будет жаль, если она ничего не вспомнит.

— Морис свихнувшийся урод, тебе еще повезло, — прошептала Лина.

— Не стоит недооценивать возможности собственной регенерации, — ответил Роберт, вспоминая, при каких обстоятельствах уже произносил эту фразу.

71. Лина. Роберт

Жаркое полуденное солнце. Лето. Запах нагретой земли. Волны высокой бледной травы, колышущейся на ветру. С каждой волной, то здесь, то там мелькают ярко-красные бусины цветов с тонкими изящными стеблями. Тяжелые раскрытые бутоны так похожи на капли крови.

Лина лежала на животе и болтала ногами. На спине вдоль позвоночника змеился застарелый шрам, начинаясь от лопаток и доходя почти до талии. Роберт скользил по нему губами.

— Напоминание об аварии, — пояснила Лина будничным тоном. — Меня угораздило выжить.

— Сколько тебе сейчас, двадцать три — двадцать четыре? — Он дошел до поясницы, раздумывая, что делать дальше.

— Двадцать четыре, — Лина приподнялась на локтях, выплюнула покусанную травинку, сорвала другую, поднесла ко рту, но передумала и принялась накручивать на палец. — Конечно же я ничего не помнила. Первые детские воспоминания — приют.

Жизнь изменилась в двенадцать, когда Лину отобрали в школу для девочек. Спецрежим, муштра, суровая дисциплина, усиленная физическая подготовка, изматывающие тренировки. Обучали видам борьбы и обращению с оружием, проводили занятия на выносливость, и даже отрабатывали невосприимчивость к холоду.

— Видел бы ты меня с ножами, — усмехнулась Лина.

Помимо всего прочего развивали телепатию. Роберт болезненно морщился, когда Лина с каким-то безразличным спокойствием рассказывала, как их ментально ломали, а потом обучали ломать других. Тренировались друг на друге. Это окончательно пресекло любые дружеские отношения между девочками, превратив их в стаю конкурирующих зверенышей. Выживает сильнейший. Из сорока девочек к выпуску осталось восемь.

— И не спрашивай, что случилось с остальными, — тихо сказала Лина. — Однажды, после особо интенсивного ментального воздействия, я вспомнила. Не могла этого помнить, но вспомнила и…

— Как выжила при аварии?

Лина кивнула.

— И это, хотя саму аварию помню смутно, и то что было до нее. Родителей. В какой-то момент поняла, что не одна, есть кто-то родной, и я могу его найти. Появилось ощущение тепла, и еще чего-то такого. Не знаю, как объяснить. Понимаешь?

— Да, у нас существует нечто подобное. Всегда знаешь, что происходит с близкими, — Роберт вздохнул.

— Приходилось терять?

Он не ответил, отвел глаза в сторону, стараясь подавить эмоции и чувствуя себя беззащитным. Здесь, в белой комнате, восприятие обострялось до предела. Душа раскрылась, обнажаясь, будто с нее только что содрали кожу. Пространство отреагировало, колыхнулось, обрушиваясь возмущенной волной. Роберт зажмурился, стиснул зубы, волна нехотя отступила и теперь послушно плескалась у ног, лениво набегая на прибрежный песок. Он открыл глаза. Ржаво-рыжие дюны, подобно стражам, надежно укрывали небольшую бухту от любопытных глаз. Уютный пляж, черный, нагретый тропическим солнцем, песок, розоватое закатное небо. Соль на губах, теплый ветер, цветочные ароматы в воздухе. Ароа. Картинка из памяти Дженни. Он тряхнул головой, не без усилия возвращаясь в степные травы.

Лина выглядела безмятежно, словно не заметила, как он уходил на другое уровень.

— Знаешь, а ведь я мало что чувствовала. Ну после изменений этих. Не эмоционально, физически. А с тобой здесь… — она замолчала, мечтательно улыбнувшись. — Ты говорил ничего не получится. А в реале?

Роберт отрицательно мотнул головой, с тоской подумав, что Лина забудет эту встречу. И что ей нельзя с ним, ведь она наверняка не пройдет барьер. Даже Эрик не пройдет. Удастся ли ему самому? Роберт и