Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Немного по хронике.
26 декабря – поездка в Пятигорск. Множество лермонтовских памятников, разбавленные и Пушкиным. Старинное здание Ермоловских ванн. Нарзан и в царские времена был нарзаном… А уж после революции в «12 стульях» монтёр Мечников жаловался: «Дуся! Я человек, измученный нарзаном…»
28 декабря
Вышел за территорию санатория и бродил по старой части Кисловодска:
Здесь Пушкина изгнанье началось,
И Лермонтова кончилось изгнанье… –
писала Анна Ахматова. «Здесь он ходил. Здесь смотрел. Здесь любил… Здесь записал…» (Ахмадулина). «Глядя на современную толпу, трудно представить былое общество: дамы, офицеры, лошади, живые классики. Где всё это? Куда делось? Куда сплыло?..»
30 декабря
За ночь навалило снега. Дружил с рыжим котом. Чесал его за ухом, а он мурлыкал на весь кисловодский парк… Кормил белочку. Пока она грациозно грызла семечки у меня на руке, я чесал её животик. Дамочке нравилось… Вечером смотрел по телевизору «Песня-84». И все певцы раздражали: и бодрячок Хиль, и вечная «Романтика» София Ротару, и даже Пугачёва с её всхлипом: «А ты такой холодный, как айсберг в океане…»
31 декабря
После завтрака в горы по Высоцкому: «Лучше гор могут быть только горы, / На которых ещё не бывал…» Горы и солнце – прекрасно! Огромные мохнатые ели сбрасывали с себя снег, и ты под ними попадал под снежный дождь…
Вечером в номере Альтшуля новогодний сабантуй: на столе несанаторная колбаса, ветчина, мясо, водка, коньяк, конфеты и даже огромная дыня, она появилась вместе с Арсланбеком Газизбековым, председателем правления Таджикского потребсоюза, членом ЦК партии своей республики, БАЛЬШОЙ человек!..
Собралась новогодняя семёрка. Ударили по питью, закускам и по дыне. Чуть захмелев, Делез Полторович взахлёб читал свои стихи, а потом даже запел про евреев-эмигрантов, которые, как журавли, покидают Россию, лелея надежду когда-нибудь вернуться назад… Жена Делеза Фаня всё одергивала мужа: что ты делаешь? зачем ты это поёшь? Ведь это антисоветчина… Но Газизбеков сделал вид, что ничего не понял. А мы с Альтшулем мурлыкали, как два кота, от удовольствия… В начале третьего ночи уже в январе 1985 года питье, пение и стихи закончились, и все разбрелись по своим номерам-палатам. Я заснул с мыслями о Щекастике.
Так завершился 1984 год.
1985 год – 52/53 года. Отдых в Кисловодске. Новый этап жизни: вдвоём. Поездки: Киев, Брест, Витебск, Днепропетровск. Отдых в Аксаково. Книги, Календарь
1 января (из курортного дневника. Кисловодск, санаторий «Центросоюз»).
Продолжение новогодней встречи, всё в той же компании председателя Таджикского потребсоюза Арсланбека Газизбекова. На обеде он отказался есть «жидкое» и устроил свой обед. Новогоднюю семёрку добавила полновесная Галя, чего там бухгалтер – Леди Макбет Вахшской долины. Обедали ровно 4 часа. На моём боевом счету значились три цыплёнка табака, съеденная гора орехов, изюма, кураги, живого винограда. Немного выпили, а в основном пили зелёный чай № 95. И всё это шло под таджикскую музыку, звучащую из личного кассетника Арсланбека. Короче, приобщился к жизни национальной элиты.
3 января
Альтшуль уговаривал меня делать диссертацию и защититься в Кооперативном институте. Идея благотворная, но для меня совсем не привлекательная. Я не хочу быть кандидатом экономических наук, мечтаю быть академиком писательских наук. Или там хотя бы магистром.
5 января
Скука и тоска, даже горы не спасают, «эльбружата» (это Кирсанов: «Двугорбый верблюд, двугорбый Эльбрус»). Решил, как Егор Прокудин из «Красной калины», устроить бордельеро и зашёл в каптёрку к двум подружкам-санитаркам, тридцатилетним девочкам (на двоих 5 детей) – армянка Мариэтта (но не Шагинян) и кабардинка Фатима. Но «праздника» не вышло: они видели во мне не мужчину, а журналиста из столицы и тут же засыпали жалобами и просьбами: повысить зарплату, улучшить жилищные условия и т. д. Как и герой Шукшина, я потерпел полное фиаско. Вышел в холл. Там сидел узбек, а у его ног молодая узбечка и очищала ему орехи, он милостиво их ел…
6 января
После обеденного сна пошли в санаторий им. Горького. Там Делез Полторович читал свои стихи. Запомнилась строчка: «Мы друг к другу спешим ремонтировать души». Делез – кооперативная величина, учёный, а в душе несостоявшийся лирик.
7 января
К больной пояснице прибавилось горло – из-за холодной дыни (дары Арсланбека). Не курорт, а Сан-Ремонт. В постель лёг с магнитами, цитируя Бодлера: «Вы, ангел радости, когда-нибудь страдали?»
9 января
Самочувствие получше. На завтрак давали грузди с луком и творог с сахаром. Потихоньку вышел на дорогу «2Б» и дошёл до 48-й станции (туда и обратно – 5 км).
10 января
С утра при деле: ходил пить нарзан, забил гвоздь в ботинке, принимал живительные токи от «Тонуса-2»… Вечером с Сухоницким пили огненный спирт маленькими дозами, запивали водой с клюквой и мёдом. Ели настоящую колбасу и копчёное мясо. И играли в шахматы. Матч из 8 партий я выиграл.
11 января
Последний, 19-й день в Кисловодске (опять раньше срока!). Прощаться было легко: лил дождичек и сразу смазал все красоты Кисловодска, стало как в Москве. Далее скорый поезд Кисловодск – Москва, который скоростил (или тащился?) 30 часов 35 минут.
В купе каждый рассказывал свою историю. Женщина (она не представилась) вспоминала блокаду Ленинграда. Чтобы получить карточки как за живых, трупы прятали в комнатах, за шкафами и диванами. Приходилось есть мертвечину. От голода их семью спас какой-то чин из окружения Жданова – сразу появились мёд, какао и прочие деликатесы. У первого мужа была мечта – он был капитаном I ранга, – объехать весь мир на яхте. Пять лет строил яхту, забыв о своей семье. Построил. Плавая по Чёрному морю, сел на мель. Поставил яхту на прикол. Её разграбили (уникальный дубовый паркет на полу). Кончилось всё публикацией в «Комсомолке» – «Под парусами за рекламой». Женщина не выдержала и ушла к другому. И снова муж вне семьи: водка, рыбалка, охота. «А тут подлетела старость, – призналась рассказчица, – что делать? Сидеть бабушкой при внуках – не хочу. И что делать? Не знаю…»
18 января
В Москве зима