Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 12.2
— Немедленно поставь блок! — снова наотмашь хлестнуло меня из одного из упомянутых каналов, и резкость удара не оставила сомнений, из какого именно.
— Да что происходит-то? — возмутилась я этой бесцеремонностью — особенно разительной на фоне непоколебимой сдержанности технического канала мысленной связи.
— Потом, я сказал! — усилил контраст Стас. — И держи его до нашего прихода!
В последней фразе прозвучала чрезмерная даже для Стаса агрессивность. Да и сама эта фраза показалась мне излишней. В конце концов, если этот ангельский считыватель мыслей только прикидывается таким обходительным, можно просто его крышку закрыть — Стас ведь сам ко мне мысленно обратился, пока я ее еще не подняла …
И тут до меня дошло. Он сказал мне тогда о прослушке, и я поняла этот термин в земном смысле. А ангельская, действительно, скорее на мысли будет настроена — особенно если усыпить бдительность думающего машинкой, сунутой ему прямо под нос и любезно следующей его пожеланиям в выборе этих мыслей. В то время, как все остальные беспрепятственно записываются скрытым «жучком» …
Включая наши переговоры с Винни.
Включая его миссию к главе всего ангельского сообщества.
Включая планы нашей подпольной деятельности.
Включая возможность — несмотря на все запреты — нашего общения с землей.
Включая наше с моим ангелом совсем немногословное, но горячо красноречивое общение за пределами этого офиса?!
Наверно, сказались все те земные воспоминания, которые навеял мне последний — без малейшего участия сознания, я отреагировала на бесцеремонное вторжение в него так, как всегда это делала, еще будучи человеком.
Я никогда не бросалась в бой, не наносила ответный удар — я всегда удирала. Ныряла в глубину себя и там себя и замуровывала, чтобы больше не достали и не причинили боль.
Мой ангел называл меня в таком состоянии сначала улиткой, а потом — когда ему ни разу так и не удалось меня оттуда выковырять — подводной лодкой. Мне же больше нравилось сравнение с батискафом — подводная лодка все время должна куда-то и с какой-то целью перемещаться, а батискаф наблюдает себе подводные окрестности и ждет сигнала наверх подниматься.
Слова Макса о том, что ответственность за прослушивание всех наших мыслей возложили именно на него, таким сигналом мне не показались. В их правдивости я не сомневалась — в конце концов, он мог и не говорить нам, что ему доверили роль того самого «жучка». Но если — несмотря на возврат к открытой враждебности, которую он начал демонстративно проявлять ко всем нам — его начальство все же не забыло, сколько раз он оказывался в одной лодке с нашими светлыми ангелами, то такое поручение вполне могло быть всего лишь еще одним отвлекающим и усыпляющим бдительность маневром. Поддаваться которому я не имела ни малейшего намерения.
Надежность моего батискафа проверку Макса прошла безоговорочно. Его объяснение фильтра сразу показалось мне интуитивно понятным, и я — не без опаски — открыла ему доступ к своему батискафу.
Его реакция меня, признаюсь, задела — ну, понятно, сама я только инвертацию пробить смогла, а как защищаться — так меня обязательно научить кто-то должен был. Причем, исключительно темный. И самый гениальный среди них — для остальных, надо понимать, я туповата.
Когда же Макс заговорил об отличии фильтра от блока, я даже усмехнулась — а то я не помню, что на земле тоже нужно было видимость обычного поведения поддерживать. Чтобы никто не вздумал поглубже вторгнуться.
Ничего естественнее мыслей о сыне у меня просто быть не могло. И мне не представляло ни малейшего труда перебирать их одну за одной на самом краю затаившегося сознания — как напоминание о самой главной цели всех моих и прошлых, земных, и нынешних действий.
И удерживать мой батискаф под контролем оказалось на удивление легко — в конце концов, я столько лет на земле практиковалась в этом умении, что сейчас вернулась к нему без какого бы то ни было сознательного усилия. Правда, когда Максу тоже не удалось взломать мою защиту, на меня накатила волна уже давно не испытываемого оптимизма — в разрушении защитных барьеров сознания темные по определению превосходили моего ангела, а Макс и среди них слыл одним из самых сильных.
Вот и получилось, что моя новая небесная жизнь в звании уже полноценного ангела началась с возврата к земным привычная и навыкам.
И на одном из них не остановилась.
Никакие знания из ангельского курса обучения — так обычного, так и продвинутого — мне в ней не понадобились.
Никаким новым умениям — и тем, что сами на меня свалились, и тем, что я на пределе всех сил приобрела — не нашлось в ней применения.
И даже все мои величайшие открытия — о которых мне еще совсем недавно и мой ангел, и Стас, и Винни все уши прожужжали — оказались в этом офисе совершенно бесполезными.
Находиться в нем не то, что в инвертации, а даже в невидимости не было ни малейшей надобности.
Посторонним вход на всю близлежащую территорию был строго запрещен — вон даже доставка мебели, заказанной Стасом, просто физически не смогла ее границу переступить.
Возможность внушения, которую я с таким трудом у хранителей одолела, была на корню пресечена фильтрами — столкнувшись с моим, Макс и всех остальных наверняка на не менее непроницаемые выдрессировал.
Освоенное у целителей умение разговорить собеседника, увести от навязчивой идеи, вырвать из порочного круга недоверия и подозрительности, я сама отбросила — если подслушивают в офисе темные, то они уж точно все мои слова наизнанку вывернут.
Способ трансляции происходящего вокруг меня, на который меня Винни натолкнул, да еще и по нескольким каналам одновременно, тоже остался невостребованным — некому мне было что бы то ни было транслировать.
Мне даже обучать всем этим приемам — единственное, что у меня действительно хорошо в павильоне Стаса получалось — здесь было некого: мой ангел, Стас и Макс их уже давно освоили, а Тень тут же аналитикам о наших тактических преимуществах донесет.
В конечном счете оказалось, что на этой новой, перспективной, многообещающей работе от меня требуется лишь одно умение — содержать документацию в идеальном порядке.