больнице, а жених – в тенетах у гнусной американки, удивляться не приходилось.

– Что с Феликсом? – спросил Роджер.

Новая беда всегда оттесняет старые на второй план.

– Ах, Роджер, я так рада вас видеть. Феликс вчера не пришел ночевать, а сегодня пришел человек из больницы и сказал, что он там.

– Что с ним случилось?

– Кто-то… кто-то… его… побил, – плача, выговорила Гетта.

Затем она пересказала то, что знала сама. По словам посыльного из больницы, молодой человек вне опасности, все кости целы, но лицо в ужасных синяках, глаза заплыли, несколько зубов выбито, губы кровоточат. Однако, продолжал посыльный, больничный врач не видит причин, отчего бы не забрать молодого джентльмена домой.

– Маменька за ним поехала, – закончила Гетта.

– Это Джон Крамб, – сказал Роджер.

Гетта никогда не слышала о Джоне Крамбе и только уставилась на кузена.

– Вам не говорили о Джоне Крамбе? Ну да, конечно, вы о нем не слышали.

– За что Джон Крамб так избил Феликса?

– Уверяют, Гетта, будто почти все неприятности в мире происходят из-за женщин.

Девушка покраснела до корней волос, как будто ей пересказали всю историю греха и безумства ее брата.

– Если все так, как я полагаю, – продолжал Роджер, – Джон Крамб считал себя обиженной стороной и таким образом отомстил.

– А вы… знали его раньше?

– Да, и очень хорошо. Он мой сосед и любит девушку всем сердцем. Он бы на ней женился и был ей прекрасным мужем. У него есть для нее дом, и он честный человек, с которым она была бы счастливой и уважаемой. Ваш брат увидел ее и, хотя все знал, хотя я сам ему говорил, что этот честный малый любит девушку всем сердцем, счел… ну, полагаю, он счел, что для Джона Крамба такая красотка чересчур хороша.

– Но Феликс собирался жениться на мисс Мельмотт!

– Вы старомодны, Гетта. В прежние времена полагалось развязаться с одной любовью, прежде чем заводить новую, но теперь, сдается, все изменилось. Нынешние молодые люди могут быть влюблены в двух женщин одновременно. Так, боюсь, думал Феликс – и теперь он наказан.

– Так вы все про это знаете?

– Нет. Но я думаю, что так было. Я знаю, что Джон Крамб грозился его побить, и был уверен, что он рано или поздно сдержит обещание. И если так, кто его осудит?

Гетта не понимала, говорит ли кузен о другом мужчине, ей незнакомом, или о себе. Он бы на ней женился и был ей хорошим мужем. У него есть для нее дом. Он честный человек, с которым она была бы счастлива и уважаема! Произнося эти слова, Роджер смотрел на нее, как будто описывает свое положение. И, упомянув старомодный обычай развязаться со старой любовью, прежде чем заводить новую, разве он не имел в виду Пола Монтегю и американку? Но коли так, Гетте не пристало разгадывать его намеки. Покуда Роджер не выразился прямее, она не обязана понимать, что речь о ней.

– Ужасно, – сказала она.

– Ужасно, да. Все ужасно. Я сочувствую вам и вашей матушке.

– Мне кажется, у нас теперь всегда все будет плохо.

Ей очень хотелось услышать что-нибудь о миссис Хартл, но она пока не смела задать вопрос.

– Не знаю, дожидаться ли вашей матушки, – сказал Роджер после недолгого молчания.

– Пожалуйста, подождите, если не очень заняты.

– Я приехал только с ней повидаться, но, возможно, когда она привезет Феликса домой, ей будет не до меня.

– Напротив, она будет вам рада. В трудную минуту ей всегда хочется, чтобы вы были рядом. Ох, Роджер, если бы вы сказали мне.

– Что именно?

– Она ведь вам написала?

– Да, написала.

– И про меня тоже?

– Да, Гетта, и про вас. И, Гетта, мистер Монтегю тоже мне написал.

– Он сказал мне, что напишет, – прошептала Гетта.

– Сообщил ли он вам мой ответ?

– Нет. Мы с тех пор не виделись.

– Вы же не думаете, что этот ответ был очень добрым? Я чувствую примерно то же, что Джон Крамб, хотя не стану выражать это тем же способом.

– Вы, кажется, сказали, что девушка обещала за него выйти?

– Нет, я этого не говорил, но она и впрямь обещала. Да, Гетта, разница есть. Та девушка ветрена и нарушила слово. Вы ничего такого не делали. Мне не в чем вас укорить. У меня никогда не было в вашем отношении и малейшей осуждающей мысли. Вас я не упрекаю. Но он… он, возможно, еще вероломней Феликса.

– Ох, Роджер, в чем его вероломство?

Он по-прежнему не хотел рассказывать ей о миссис Хартл. Вероломство, по мнению Роджера, было совершено против него самого.

– Увидев свои чувства, он должен был уехать и никогда к вам не приближаться. Не отнимать чашу с водой от моих губ.

Как было сказать, что его губы никогда не коснулись бы этой чаши? И все же, если Пола можно упрекнуть лишь в таком вероломстве, Гетта должна объяснить Роджеру его неправоту. Ужасную историю миссис Хартл она бы выслушала со всем вниманием, но не могла признать бесчестной любовь Пола к себе.

– Но, Роджер, – сказала она, – это бы ничего не изменило.

– Вы можете так думать. Можете так чувствовать. Можете знать. Я, во всяком случае, не буду вам противоречить. Но он не чувствовал этого и не знал. Он был мне как младший брат – и он украл у меня все. Я понимаю, Гетта, о чем вы говорите. Мое счастье было бы невозможным, даже если бы Пол не вернулся из Америки. Я сам себе это сто раз говорил и все равно не могу его простить. И я не прощу его, Гетта. Будете вы его женой, или женой кого-нибудь другого, или останетесь Геттой Карбери до конца дней, мои чувства к вам не изменятся. Покуда мы оба живы, вы будете для меня самым дорогим на земле. Моя ненависть к нему…

– Ах, Роджер, не говорите такого слова.

– Моя враждебность к нему не повлияет на мое чувство к вам. Если вы станете его женой, я все равно буду вас любить. Что же до заповеди «не желай», как перестать желать того, чего желал всегда? Но мы не будем видеться. Если я буду умирать, тогда я за вами пошлю. У меня нет другой мечты о счастье, кроме как рядом с вами. Я отдал бы ему все свое имение за тень надежды, что буду добывать свой хлеб вместе с вами.

Но он по-прежнему и словом не упомянул миссис Хартл.

– Роджер, я все отдала и не могу отдать дважды.