оскорбительные для чести русского народа. В Ломоносове говорил не только историк, но прежде всего патриот. Он отмечал, что у Миллера «на всякой почти странице русских бьют, грабят благополучно, скандинавы побеждают…». «Сие так чудно, — добавляет он, — что если бы г. Миллер умел изобразить живым штилем, то он бы Россию сделал столь бедным народом, каким еще ни один и самый подлый народ ни от какого писателя не представлен».

Не менее резко отзывался он и о Шлецере, говоря: «…из сего заключить должно, каких гнусных пакостей не наколобродит в российских древностях такая допущенная в них скотина».

Его «Древняя Российская история» была первым трудом антинорманиста, трудом борца за честь русского народа, за честь его культуры, языка, истории, трудом, направленным против теории немцев — историков России. Ломоносов пытался дать историю русского народа, именно народа, а не князей, показать его место среди других народов, великое международное значение Древней Руси. Он знал прошлое Руси, верил в силы русского народа, в его светлое будущее. Он знал, что

…может собственных Платонов

и быстрых разумом Невтонов

Российская земля рождать.

Ломоносов положил начало антинорманистскому направлению в русской исторической науке, заставил многих позднейших исследователей по-иному подойти к русскому историческому процессу, вырвал историческую науку из «немецкого пленения».

«Честь российского народа требует, чтобы показать способность и остроту его в науках и что наше отечество может пользоваться собственными своими сынами не только в военной храбрости и в других важных делах, но и в рассуждении высоких знаний», — писал Ломоносов и всей своей жизнью доказал глубокий смысл и правдивость этого изречения. Михайло Ломоносов — больше чем ученый, чей зоркий взгляд и гениальный ум предвосхитил «развитие и течение» наук на столетия вперед, он — великий человек русской земли, великий сын русского народа.

Закатилось «солнце науки русской», но лучи его осветили путь русским ученым на много десятилетий вперед. «Великое борение» Михайлы Ломоносова с немецкими псевдоучеными Академии наук открыло дорогу в науку другим представителям исторической науки, стремившимся показать истинную роль русского народа в русской истории. Венелин, Забелин, Гедеонов, Иловайский выступили с рядом тезисов, долженствующих опровергнуть ставшую официальной норманскую теорию. И если позитивная часть их работ часто вызывает сомнения и была построена зачастую на домыслах, граничащих с фантазией, и больше утверждала, чем доказывала, то критическая часть, направленная против норманизма, сыграла большую роль в развитии исторической науки.

За ними выступил М.С. Грушевский со своими капитальными трудами, поставивший спор с норманистами на должную высоту, свободный в своих исследованиях от фантастических построений, обусловливаемых часто велениями чувств, а не разума, что было ахиллесовой пятой антинорманистов XIX в. и давало возможность их противникам, бросая в бой тяжелую артиллерию своей научной аргументации, не только опровергать взгляды антинорманистов, но и открыто издеваться над их «варангомахией».

Современная советская историческая наука, обогащенная методом исторического материализма, учением Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, вооруженная всеми видами источников, со всей наглядностью показывает величественное и героическое прошлое русского народа, его борьбу за самостоятельность и независимость, международное значение России на всех этапах ее исторического развития и выявляет вклад национальной русской культуры в сокровищницу человеческой культуры.

В этой же плоскости советская историческая наука разрешает и варяжскую проблему. Но она не становится ни на тенденциозные позиции норманистов, строивших свои исследования на основе огромного фактического материала и в совершенстве владевших методами научного анализа, ни на точку зрения антинорманистов, доходивших в своей «варангомахии» до геркулесовых столбов и, что характерно для родоначальников этого направления, зачастую подменявших источники размышлениями, научный спор — постулированием аксиом, руководившихся зачастую велениями сердца, а не достижениями науки. Советская историческая наука идет своим путем объективного исторического исследования, и в ее распоряжении находятся материалы и источники, не известные ученым времен борьбы антинорманистов с норманистами.

Мы не намерены заниматься варягоборством и, подобно антинорманистам, выплескивать из купели вместе с водой и ребенка, отрицая действительное значение норманнов в русской истории. Слишком зримо ощутимы следы норманнов в Древней Руси, для того чтобы отрицать их роль в образовании и развитии древнерусского государства или превращать варягов в литовцев, финнов, западных славян.

Находки вещей норманского происхождения (норманские мечи франкской работы, о которых говорят восточные писатели, норманские фибулы, украшения, оружие), скандинавские могилы, предметы религиозного культа, вроде знаменитых молотков Тора, подвешенных к шейному обручу, несомненные следы норманских колоний в русских городах и около них (Смоленск — Гнездово, Старая Ладога и др.), остатки скандинавских поселений временного характера у Ладожского озера, по Сяси, Паше, Ояти, у Ярославля, где следы норманнов уже не так ясны и отчетливы, как в городских центрах, наличие на Руси топонимики скандинавско-варяжского происхождения, заимствования в русском языке из скандинавских языков (ящик, гридь, кербь, кнут, лавка, ларь, луда, рюза, скиба, скот, стул, стяг, суд, тиун, шнека, ябетник, якорь), рунические надписи на Руси и о Руси, прямые указания русских, византийских, западноевропейских, восточных и скандинавских источников о норманнах в Восточной Европе — все это говорит о весьма существенном значении скандинавов в истории Руси[767]. Но ни о какой колонизации норманнами Восточной Европы не может быть и речи. Тем более нелепой следует считать теорию «Bauemkolonisation», ибо никаких следов сельской колонизации скандинавов нигде не обнаружено.

Нет никаких оснований говорить о завоевании Руси норманнами или о «широком процессе норманской колонизации на Востоке» (В.А. Мошин).

Изложенное нами выше свидетельствует о том, что русская культура и государственность являются результатом внутреннего развития славянских племен Восточной Европы и тех этнических группировок финно-угорского, литовского, тюркского и прочего происхождения, которые были ассимилированы славянами и выступали такими же строителями русской державы, как и славянские обитатели Среднего Приднепровья. В такой роли выступают, по-видимому, колбяги (kylfingar, kulfingar, Κουλπὶγγων), военно-дружинная верхушка води или какого-либо другого «чудского» племени, создававшего вместе со знатью славянских кривичей и словен русскую государственность на берегах Волхова.

Варяги-норманны не могли насадить на Руси свою культуру, законы, государственность прежде всего потому, что у себя в далекой Скандинавии они находились на том же, а во многом на более низком уровне общественного и культурного развития, чем Древняя Русь. На последнюю имела большое влияние с давних пор древняя античная, греческая и римская, а затем, позднее, византийская и восточная цивилизации, что уже тогда включило славянское и неславянское население Восточной Европы в орбиту влияния Средиземноморского и Восточного очага человеческой цивилизации, тогда как далекая, суровая Скандинавия, порождая предприимчивых и храбрых конунгов, викингов-воинов и мореплавателей, жадных и воинственных искателей славы и добычи, прославившихся своей яростью берсеркеров, была далека от основных очагов