– Зачем он вас послал? – с подозрением спросила Мьюриэл, мгновенно растеряв все свое дружелюбие.

– Чтобы ты показала нам секретный путь, – повторила Тресса.

– В Пайр?

Та кивнула.

– Бессмыслица какая-то. Чтобы попасть в Пайр, достаточно умереть, не обязательно являться сюда.

– Мы должны попасть в Пайр через омут.

– Почему?

– Чтобы потом вернуться.

– Но это же невозможно! – воскликнула Мьюриэл. – Как вы собираетесь вернуться?

Тресса не ответила и потупилась, лишь бы не встречаться взглядом с хозяйкой хижины. Странно: обычно она не избегала ссор.

– Что у тебя на шее? – спросила Мьюриэл.

Вдова Коннигера тревожно прижала руку к груди. Ведьма нахмурилась и медленно покачала головой.

– Он не мог отдать это тебе. А если бы отдал, то не стал бы отправлять… ко мне.

– Что происходит? – забеспокоилась Мойя.

– Этот Малькольм, высокий долговязый парень с копьем, никогда не упоминал, что у него есть другое имя?

– Он называл нам свое первое имя, – кивнула Роан.

– Не нам, а Рэйту, – отрезала Тресса.

– И каково же его первое имя?

Роан взглянула на Брин, потом на Мойю, потом на Трессу и, не дождавшись поддержки, промолвила:

– Турин.

Мьюриэл вскочила на ноги так резко, что все вздрогнули.

– Поверить не могу…

Она отошла в дальний угол хижины, в гневе стукнула кулаком о поддерживающий столб и тут же замахала ушибленной рукой.

– Я так понимаю, вы его знаете, – предположила Мойя.

Все встали, за исключением замешкавшегося Гиффорда.

– О да, еще как знаю, – процедила ведьма сквозь зубы.

– И, похоже, не очень-то любите.

– Я его ненавижу. Всеми фибрами души.

– Но он же… – начала Тресса, однако осеклась, увидев разъяренное лицо Мьюриэл. – За что вы его ненавидите? Как можно ненавидеть человека, назвавшего свое копье «меткое»?

– Этот сукин сын меня проклял, – произнесла Мьюриэл. – Подарил вечную жизнь.

Все молчали. Ведьма пылала от ярости; никто не хотел попасть под горячую руку. До сих пор Мьюриэл не совершила ничего ужасного – никого не засунула в печь, не скормила волкам и не превратила в жабу, однако рисковать все же не хотелось.

Через пару мгновений ведьма принялась молча убирать со стола. Никто не пошевелился и не издал ни звука.

Обыденный ритуал уборки и расстроенный вид Мьюриэл показались Брин до боли знакомыми: точно так же вела себя ее мать, поругавшись с отцом. Страх улетучился; как и в детстве, девушка нашла тряпку и принялась вытирать стол.

– Кто-нибудь хочет еще чаю? – спросила хозяйка, домыв посуду.

– Я поставлю чайник, – вызвалась Брин.

Ведьма пристально взглянула на нее.

– Твои родители живы?

– Умерли.

– Ты хорошая дочь.

– Откуда вы знаете?

– Я не встречала твоих родителей. Значит, ты дала им камни.

– Дала. – Брин подошла к огню. – Каково там, в Рэле?

– Не знаю, я ведь там не была и вряд ли буду. В Пайр попадают только мертвые, а я не могу умереть.

– Так это же хорошо, – ляпнул Тэкчин.

Мьюриэл удивленно взглянула на фрэя.

– Сколько тебе веков? Двенадцать, пятнадцать?

– Одиннадцать.

– Для тебя жизнь еще нова и полна приключений.

– А вам сколько лет? – осведомился фрэй, заслужив недобрый взгляд Мойи.

Ведьма, впрочем, ни капли не обиделась.

– Не знаю, – просто сказала она, снимая чайник с огня. – Когда я родилась, мерять время годами еще не придумали.

Все заулыбались неожиданной шутке, Гиффорд даже засмеялся. «Падера бы выразилась точно так же», – мысленно подметила Брин.

Мьюриэл с непониманием взглянула на них. Гиффорд смущенно закашлялся и сказал:

– Славные чашки.

– Что?

– Эти чашки… симпатичные.

– Гиффорд – гончар, и очень хороший, – объяснила Роан. – Он знает, о чем говорит.

– Что ж, спасибо. Я не сама их сделала, но все равно приятно.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь треском огня в очаге.

– Вы уж простите меня, – наконец произнесла Мьюриэл. В ее голосе слышалась печаль. – Я не привыкла принимать гостей из мира живых. Если бы я только знала… – Она покачала головой. – Суп – неподходящая последняя трапеза.

– Последняя? – с тревогой переспросила Брин.

– Разве вы не за этим пришли?

– Нет, – решительно возразила Мойя. – Не за этим.

– А я – за этим, – заявила Тресса.

– Да ладно тебе, ты же не станешь кончать жизнь самоубийством ради Малькольма. Зачем? Ты ведь слышала, твоя смерть Сури не поможет. Войдешь в Пайр – не вернешься.

– Если у тебя нет ключа, – уточнила Мьюриэл, не сводя глаз с Трессы.

– Что такое «ключ»? – поинтересовалась Мойя.

– Ты не знаешь, что такое «ключ»?

– Нет. А должна?

Мьюриэл хотела ответить и не нашла слов.

– Ключ – такая штука, которой можно открыть запертую дверь, – раздался голос Дождя из дальнего угла. Гном обладал даром растворяться в толпе. Он вел себя так же тихо, как Роан, а ростом был еще ниже. – Кусочек металла, изогнутый особым образом для определенного замка. Бэлгрейг славится своими мастерами по изготовлению замков и ключей. С их помощью можно сохранить ценные вещи.

– Мы же говорим не о настоящей двери, – сказала Мойя. – Как этот ключ ее откроет?

– Ты права. В отличие от мира живых, мир мертвых неосязаем. Он – пристанище не для тел, а для душ, – подтвердила Мьюриэл.

– Получается, даже если бы у Трессы и был ключ, ей все равно не удастся взять его с собой. Вдобавок на том свете нет замка, куда можно его вставить. В общем, я ничего не понимаю, – сдалась Мойя.

– Есть один ключ, способный открыть любую дверь, – заметила ведьма. – Он обладает большой силой, поэтому Турин велел ей беречь его как зеницу ока и никому о нем не рассказывать.

Тресса беспокойно заерзала.

– Ключ от всех замков? – спросил Дождь.

– Ключ Этона.

– Этона? – Брин не поверила своим ушам. – Того самого Этона? Господина Неба?