ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 392. Л. 56–61. Машинопись. Копия.

2.9. Протокол допроса свидетеля Г. И. Шкурпело-Вайзер, г. Львов, 21 января 1960 г

Ст[арший] следователь прокуратуры Львовской области Габестро В. И. допросил в качестве свидетеля:

Шкурпело-Вайзер Галину Ивановну, 1906 года рождения, урож[денную] с[ела] Вербивка Гадячского района Полтавской области, украинку, замужем, из служащих, с высшим образованием (в 1939 году окончила Днепропетровский торгово-экономический институт), не работает, проживает: Львов, ул[ица] Ивана-Франка, 104, кв[артира] 7.

Об уголовной ответственности за ложные показания по ст. 89 УК УССР предупреждена (Шкурпело-Вайзер).

В 1941 г[оду] я проживала во Львове и работала в Горпромторге ст[аршим] товароведом. Когда началась война, я попыталась эвакуироваться, доехала до г[орода] Золочева и вынуждена была вернуться.

Во Львове через неделю после начала войны уже были немцы. Примерно 29 и 30 июня я видела на улицах Львова объявления за подписью Степана Бандеры[1787] и Стецива[1788], где они объявляли об изгнании, как они писали, «жидовской коммуны и переходе власти в руки украинских националистов».

Числа 2-го примерно июля я увидела на улице, как немцы и украинские националисты конвоировали по улице большую колонну гражданского населения, причем страшно избивали их прикладами.

В колонне большинство были евреи, но были и украинцы и другие лица нееврейской национальности. Было много женщин и детей.

Какие воинские части были во Львове в первые дни оккупации, мне известно не было, но я видела, что были немцы и украинцы в немецкой форме, которые разговаривали на украинском языке. Кроме того, были организованы отряды местной полиции, которые сначала ходили в штатском с желто-голубой повязкой на рукаве (отличительный знак националистов). Потом появились войска в форме, отличной от немецкой. Их называли УГА (Украинская Галицкая армия).

В первые же дни здесь в основном действовала воинская часть из немцев и украинцев – все в немецкой форме. Они творили во Львове страшные бесчинства, занимались грабежами квартир. Если кто-либо возражал – их убивали на месте и калечили палками.

Я продолжала работать в промторге. Питалась я у одного учителя музыки – поляка Липинского Марьяна Михайловича. У них я слыхала, что в ночь на 4 июля 1941 года были в массовом порядке уничтожены крупные представители польской интеллигенции, в т. ч. профессор Бартель, писатель Бой-Желенский и многие другие, всего 36–38 человек.

Липинский выехал в Польшу в 1946 году.

Убийства жителей Львова в массовом порядке продолжались весь период оккупации. На день смерти Петлюры[1789] немцы и националисты уничтожили более 25 000 человек евреев и других заключенных лагерей, и так продолжалось все время[1790]. Периодически людей уничтожали десятками тысяч.

Названия воинской части «Нахтигаль» я в начале оккупации не знала, фамилию Оберлендера я не слышала. Только после окончания войны я узнала, что в первые дни оккупации во Львове хозяйничали «нахтигальцы».

Уточняю, что в форме УГА были в основном пожилые люди, эмигранты, члены бывшей петлюровской армии. Они руководили «нахтигальцами» и были организаторами во Львове воинских частей СС из украинских националистов.

Об их деятельности может рассказать адвокат Криницкий, ранее работающий в Одессе[1791]. Он был во Львове в период оккупации референтом жилищного отдела (начальником отделения), а его непосредственный начальник д[окто]р Рыбак – бывший петлюровец, был членом УГА. Они носили отличительные знаки – белый кружок и в середине белый крестик.

Протокол прочитан, записан правильно: Шкурпело-Вайзер Г. И. Допросил: Габестро.

ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 392. Л. 62–64. Машинопись. Копия.

2.10. Протокол допроса свидетеля Е. В. Масляка, г. Львов. 21 января 1960 г

Ст[арший] следователь прокуратуры Львовской области Габестро допросил в качестве свидетеля:

Масляк Емельян Владимирович, 1893 года рождения, уроженец гор[ода] Ясло[1792] Краковского воеводства, Польша, украинец, женат, из служащих, с высшим образованием (в 1917 году закончил Венский университет, юридический факультет. В том же году закончил Львовскую академию художеств), работает в настоящее время членом Союза советских художников, ответственным секретарем секции графики, проживает в г[ороде] Львове, ул[ица] Куйбышева, 8, кв[артира] 3.

Об уголовной ответственности за ложные показания по ст. 89 УК УССР предупрежден (Масляк).

До 1940 года я работал художником. С 1940 года стал заведующим библиотекой Шевченковского района г[орода] Львова. После оккупации города меня через две недели примерно сняли с этой должности и на мое место назначили националиста д[окто]ра Брика. Брик не особенно разбирался в литературных вопросах и поэтому просил меня заходить в библиотеку помогать ему в работе. Я согласился, т. к. кроме основной работы я, как художник, интересовался изданиями с редкими иллюстрациями.

Впоследствии я, пользуясь этой работой, оказывал посильную помощь лицам, преследуемым фашистскими и украинскими националистами.

В первые дни оккупации во Львове бесчинствовали немцы и организованные немцами банды. Во второй-третий день оккупации я на ул[ице] Богдана Хмельницкого видел бегущих по улице в одиночку и мелкими группами окровавленных людей. Я спрашивал у некоторых появлявшихся навстречу людей, что случилось, и мне пояснили, что на улице Богдана Хмельницкого по квартирам ходят организованные немцами банды и избивают евреев железными прутами и ломами. При этом многим из них уже переламывали кости. Кто-то из пострадавших пояснил мне, что вместе с этими бандитами ходят и немцы. Тогда я, зная хорошо немецкий язык, обратился к немецкому унтер-офицеру на улице и, показывая на идущих по улице окровавленных людей, спросил, что это происходит. Немец ответил мне, что они здесь ни при чем. Это судит народ. Я сказал немцу, что наш край и до этих пор без народа не был, но таких издевательств над людьми не было. Немец ничего мне не ответил, и я отошел.

С членом одной такой банды, переходящей из дома в дом, я заговорил. Он ответил мне, и я убедился, что он и все его сподвижники были поляками. На мой вопрос этот поляк ответил, что они «делают порядок». Позднее мне приходилось говорить и с украинцами – участниками таких погромов, и я знаю, что все их действия направлялись немцами с первых дней оккупации Львова. Более того, мне достоверно известно, что после организации местной полиции (до этого тоже, но не так широко) немцы на площади Смолки (ныне пл[ощадь] Победы) выдавали оружие группам украинцев и разрешали им совершать погромы в польских селах и квартирах. В то же время вооружались группы поляков, которые направлялись на грабежи и погромы в украинских селах.

Очевидцы рассказывали мне о страшных последствиях таких разбойничьих нападений. Убивались целые семьи – старики, малые дети, не говоря уже о взрослых мужчинах и женщинах.

В первые дни оккупации мы все, жители Львова, были как бы пришиблены происходящими событиями. Сознание отказывалось воспринимать то, что невольно приходилось видеть. На моих глазах человек в немецкой военной форме застрелил юношу, точнее, мальчика