Прошло уже минут двадцать с того момента, как процессия вошла во двор особняка. На кладбище царила кромешная тьма, лишь ярко светились окна залы де Неверов да в окошке церкви мерцал слабый огонек. Время от времени сюда долетал шум собравшейся на улице толпы.

Справа от склепа находился пустырь, засаженный погребальными деревьями, которые уже выросли и образовали целую рощицу. Она более всего походила на заброшенный сад, который через несколько лет грозил превратиться в девственный лес. Там и поджидали своего предводителя клевреты Гонзаго. В тупике, выходящем на улицу Двух церквей, ждали оседланные лошади. Навайль, обхватив голову руками, расхаживал взад и вперед. Носе и Шуази стояли, прислонившись к кипарису. Ориоль, сидя на траве, испускал тяжкие вздохи. Пероль, Монтобер и Таранн тихонько переговаривались. Эти три проклятые души были преданы принцу не более других, однако их легче прочих можно было склонить на уступки.

Никого не удивит, если мы скажем, что друзей господина Гонзаго с тех пор, как они пришли сюда, весьма волновал вопрос относительно возможности дезертирства. Все они до единого в глубине души уже разорвали узы, приковывавшие их к принцу, однако все еще рассчитывали на его поддержку и боялись мести с его стороны. Они понимали, что с ними Гонзаго будет безжалостен. Кроме того, они до такой степени верили в прочность положения принца, что его поведение в течение последнего часа считали комедией.

По всеобщему мнению, Гонзаго просто выдумал опасность, чтобы получше взнуздать их. А быть может, и чтобы испытать.

Ясно одно: если б они поняли, что Гонзаго погиб, долго они его дожидаться не стали бы. Барон фон Батц, прошедший вдоль стены до самого особняка, принес известие, что процессия остановилась, а улица запружена толпой. Что это могло значить? Не было ли публичное покаяние у надгробия де Невера очередной выдумкой Гонзаго? Время шло: часы на церкви Сен-Маглуар уже несколько минут назад пробили три четверти девятого. В девять вечера голова Лагардера должна покатиться по двору Бастилии. Пероль, Монтобер и Таранн не спускали глаз с окон залы и особенно с одного из них, где горел яркий свет, на фоне которого вырисовывалась высокая фигура принца.

В нескольких шагах от них, за северными дверьми церкви Сен-Маглуар, находилась другая группа людей. У алтаря стоял исповедник принцессы Гонзаго. Все еще коленопреклоненная Аврора напоминала статую печального ангела из тех, что ставят в изголовьях надгробных плит. Плюмаж и Галунье молча застыли по обе стороны двери с обнаженными шпагами в руках, Шаверни и донья Крус тихо беседовали о чем-то.

Раз или два Плюмажу и Галунье послышались подозрительные звуки, долетавшие со стороны кладбища. Оба они не жаловались на зрение, однако ничего не могли разглядеть через зарешеченное окошечко в дверях. Склеп заслонял от них засаду. Лампадка, горевшая перед надгробием последнего герцога де Невера, освещала свод склепа, отчего все вокруг казалось погруженным в еще более густой мрак.

Внезапно наши смельчаки вздрогнули, а Шаверни и донья Крус прервали разговор.

— Матерь Божья, — отчетливо проговорила Аврора, — смилуйся над ним!

Все находившиеся в церкви насторожились: где-то совсем рядом послышался шум непонятного происхождения.

Это в леске задвигались сидевшие в засаде.

Пероль, пристально глядя на одно из окон залы, произнес:

— Внимание, господа!

Все увидели, как источник света трижды поднялся и опустился.

Это был сигнал к атаке на церковные двери.

На сей счет не могло быть никаких сомнений, и тем не менее верные соратники принца медлили.

Они не верили в возможность краха, о котором должен был возвестить сигнал. Когда же он был дан, они не верили, что им так уж необходимо действовать.

Гонзаго явно вел с ними какую-то игру, желая окончательно поработить их.

И это мнение, которое еще более возвеличивало Гонзаго в их глазах, заставило их набраться смелости даже в минуту его падения.

— В конце концов, — решительно проговорил Навайль, — это всего лишь похищение.

— А лошади в двух шагах, — добавил Носе.

— Из-за какой-то стычки, — рассудил Шуази, — еще никто не терял своего положения.

— Вперед! — вскричал Таранн. — Нужно все успеть до прихода его светлости!

Монтобер и Таранн держали в руках по массивному железному лому. Войско принца бросилось на приступ — Навайль впереди, Ориоль позади всех. После первых же ударов лома мирная дверь вылетела. Но за ней ждало другое препятствие: три обнаженные шпаги. В этот миг со стороны особняка донесся оглушительный гул, словно какой-то неожиданный удар потряс сгрудившуюся на улице толпу. Только один раз сверкнула шпага… Навайль ранил Шаверни, который неосторожно шагнул вперед. Молодой маркиз припал на одно колено, прижимая руку к груди. Узнав его, Навайль попятился и отбросил шпагу.

— Ну-ка, ну-ка, — воскликнул не ожидавший этого Плюмаж, — где там ваши шпаги?

Но ответить на вызов гасконца никто не успел. По кладбищенской траве прошелестели чьи-то поспешные шаги, и вслед за этим словно вихрь пронесся по церковной паперти, которая мгновенно опустела. Пероль рухнул на землю, издавая предсмертные вопли, Монтобер захрипел, Таранн взмахнул руками, выпустил шпагу и повалился навзничь. Но сделал это всего один человек с обнаженными руками и головой и вооруженный всего лишь одной шпагой.

В наступившей тишине прогремел его голос:

— Те, кто не заодно с убийцей Филиппом Гонзаго, могут уйти.

Смутные тени растаяли в ночи. Никто не ответил, и лишь на улице Двух церквей послышался стук копыт пущенных в галоп лошадей. Лагардер, а это был он, взбежал на паперть и увидел распростертого там Шаверни.

— Он убит? — вскричал Анри.

— Нет, с вашего позволения, — отозвался маленький маркиз. — Проклятье, шевалье! Я никогда раньше не видел, как разит молния. Меня прошибает озноб, как подумаю, что тогда, на мадридской улице… Вы и впрямь дьявол, а не человек!

Лагардер отсалютовал ему шпагой и пожал руки двум своим бывшим учителям. Секунду спустя Аврора уже была у него в объятиях.

— В особняк! — вскричал Лагардер. — Еще не все закончено… Факелы… скоро пробьет час, которого я ждал двадцать лет… Слушай, Невер, и смотри на мстителя!

А Гонзаго, выскочив из дома, увидел перед собою непреодолимое препятствие — толпу. Только Лагардер способен был, как дикий кабан, протаранить этот людской лес. И Лагардер прошел, а Гонзаго повернул назад. Вот почему шевалье, выскочивший из особняка позже принца, опередил его. Гонзаго же прошел на кладбище через проем в стене.

Мрак был настолько густым, что он с трудом отыскивал путь к склепу. Добравшись до места, где его должны были ждать сидевшие в засаде