шумно и тяжело, что веры ему у Ландыш не было. Ей понадобилось время, чтобы, если и не избавиться от страха, так поприжать его.

– Вот что значит нет привычки к таким прогулкам, – сказал он. – Ты плавать-то хоть умеешь?

– А ты? – спросила она.

– Я? Ну, насмешила! Я с трёх лет на воде, как на стекле лежал. Я же тут на берегу и на самой реке всю жизнь провёл.

– А я рядом с океаном жила, – вдруг проболталась она.

– Как же это? – поразился он, – разве там кто живёт? У края потустороннего мира? Океан – это же дорога на тот свет. В пространство смерти, где чёрное солнце.

– Что за ерунда! – Ландыш готова была рассмеяться над его дикими убеждениями. Но тёмным дикарём он точно не был. И его представление о том, о чём никто не мог дать достоверной информации, было ничуть не более диким, чем у всякого человека, пока тот жив.

– О смерти мог бы рассказать только тот, кто уже умер, – Ландыш ощутила холодок при одном лишь произнесении страшного слова, -Но мёртвые не разговаривают с живыми…

– Как же нет? Я же в Храме Ночной Звезды служу. А у нас в дни встречи с предками всякий живой с мёртвыми не только разговаривает, но и в гости к ним ходит. Ты бы у Ивы спросила об этом. Она расскажет. Не обманет. Если мне не веришь. Она мне рассказывала, как её дед дал ей пророчество по поводу того, что если она с Фиолетом не расстанется, то у неё будущего не будет вообще. Он ей на Светлого Потока указал, а она пренебрегла советом предка. Теперь вот мается. Застряла между двух, и похоже, ни с одним уже не останется. Один недоступен, как ни тянись к нему, другой – свой, а не любит она его. Привычный он ей, только и всего. Светлый Поток – парень отличный, но и тут я чую, что не про него девушка Ива.

– Всё-то ты знаешь.

– А как же. На то я и маг.

– Хочешь сказать, что ты был бы про неё, не будь ты магом?

– Нет. Я такое не скажу никогда. Ива – странная во всех смыслах. Вот ехал я как-то с нею в лодке, как с тобою. Смотрю на неё, и вдруг она показалась мне прозрачной как речная вода, истончилась вся будто и стала совсем уж неубедительной для зрения. Я настолько удивился, что даже испугаться не успел. Потом смотрю, опять она нормальная, живая девушка. Я до неё дотронулся, вот так, – Кипарис положил одно весло рядом с собою и тронул Ландыш за коленку. Прикосновение было ласкающим, но деликатным. – Тёплая ты какая. А Ива была прохладная. – Он опять стал энергично грести вёслами. – Она очень меня привлекала, это правда. Но по некотором размышлении я понял, что она… – он замолчал.

– Продолжай, – поторопила его Ландыш. – Какая она, Ива? А я потом скажу тебе своё мнение о ней.

– Вот ты небесная странница, как и Фиолет. Но ты очевидно живая. Натуральная вся. А он живым мне не кажется. Он вроде сна. Как увидел его, вроде как заснул на ходу. Или как видение, которое приходит после «напитка Ночной Звезды». Это то, что мы с помощниками в Храме готовим для ритуала встречи с предками. Вот и Ива такая же. Она как прекрасный сон, как чудесное видение, которое никогда не бывает совместимо с жизнью. Вот такое у меня странное убеждение. Но чем больше я думаю про них, про Иву и Фиолета, тем больше в том убеждаюсь. Кто они? Ива тут родилась, а кажется, что она вместе с этим небесным бродягой из одного материала скроена. Не уловимого какого-то. Вот как небо над нами. Оно же есть. А потрогать его невозможно ни рукой, ни языком. – Шустрый маг опять отложил одно весло и протянул руку к Ландыш. Она натянула платье ниже коленок. Он потрогал её через ткань. – Ты тёплая, нежная как шёлк, и платье твоё тёплое, – сказал он.

– Ты ещё языком меня попробуй, – засмеялась она.

– Если позволишь, то и попробую, – ответил он, – только на берегу.

– Правильно. Попробовал бы тут, я бы тебя в воду спихнула.

– И как бы одна добиралась до берега? Унесло бы тебя течением, – засмеялся он. Игра, несколько непристойная на словах, была на самом деле совсем безобидной. Ландыш стало настолько весело, как не было с того самого дня, как они впервые сошлись с Радославом. Когда пело всё её существо, а не только голосовые связки вибрировали от радости.

– Мы на лодочке катались/Золотой, золотой/Не гребли, а целовались/ И качали головой/ – заголосила она звонким голосом, ловко переведя песню на местный язык. Вышло не складно, а забавно.

– Да ты небесная птица! – Кипарис смотрел в её рот так, как будто увидел там настоящую птицу. – И лицо, и голос, и вся ты соткана из небесного шёлка!

Восхищение, как ни смешно оно бывает выражено, всегда приятно женщине. А молодой маг ничуть не казался ей смешным, – И глаза у тебя такие, как будто сама река тебя родила. Синие и бездонные, прозрачные… А платьице сшила тебе из лепестков лотоса.

– Это платье мне сшила одна златолицая девушка в столице, – пояснила Ландыш. Маг отвернул лицо в сторону приближающегося берега.

– Они умелые, это правда. Они умеют дарить счастье всякому. И сами приезжают сюда за счастьем, но никогда его тут не находят. – Он нахмурился, и как-то так совпало, что и солнышко зашло за облака. Стало несколько пасмурно.

– Ты был хотя бы однажды знаком с такой златолицей девушкой? – полюбопытствовала она.

– Был, – признался он.

– Они какие?

– В каком смысле? Они, я думаю, разные бывают, как и положено женщинам быть разными и по характеру, и по внешности.

– В том смысле, как они любят? Мой муж, ты понимаешь, как-то было такое, изменил мне с такой чародейкой. Я ни разу не дала ему понять, что всё поняла. Я его простила. Я же знала, что любит-то он меня. А с той был из любопытства, наверное. Или из-за чего вас, мужчин, тянет на такие вот дела?

– Не знаю, кого и куда тянет. Будь у меня такая жена, как ты, я бы не стал и сравнивать её ни с кем. Ножки бы такой жене мыл, пяточки целовал.

– Пошлость какая! – поморщилась Ландыш, – но беру в качестве смягчающего обстоятельства то, что ты лишён женской любви в силу своей должности. Прощаю твою вольность.

– Почему же пошлость? И почему ты