А Кук знакомый моей матери. Староват он был для меня. Но такой роскошный мужчина! На тебя сильно был похож.

– Ты говоришь о таких вещах, о которых женщина не должна говорить с мужчиной, если он не её муж, – пожурил её Кипарис, сразу войдя в роль стерильного мага.

– Да будет тебе притворяться девственником, – осадила его Ландыш. – Ты же сам говорил, что это не так. А маг Вяз – твой приёмный отец был девственником до самой старости?

– Мы никогда не обсуждали с ним подобные темы. Я того не знаю. Но он был чистый и светлый человек. Я хочу быть на него похожим. В молодости не хотел, а теперь хочу быть как он. Только трудно это. Очень трудно быть настоящим магом.

– Ты уж постарайся, – сказала она, влезая в лодку и стаскивая с него пиджак, как будто тот был её личной вещью. Кипарис остался в мокрой рубашке, но он работал вёслами, и вскоре согрелся. Ландыш задумчиво смотрела на него, и впервые ей нравился бородатый мужчина. А ведь даже к бородатому Радославу она привыкла не сразу.

Как Радослав понял всё, а Ландыш нет

Ландыш проснулась от того, что Радослав пришёл пить чай за тот самый стол, возле которого и стоял диван.

– С добрым днём! – сказал он. Ландыш осмотрела своё окончательно смятое платье, после чего положила свои ноги к мужу на колени. Она стала ожидать его домогательств, решив, что для вида поломается, а потом обязательно, но как бы нехотя уступит. Ей хотелось его раздразнить как мага на пляже. Но увы, все самые сильные соблазны были давно притуплены от долгого использования.

– У тебя ноги грязные, – сказал он. – Ты хотя бы их помыла перед сном. Босиком, что ли, гуляла?

– Ага! Я и искупалась вчера в реке. Вода была тёплая-тёплая. Почему мы с тобою ни разу не катались на лодке?

– Ты ещё забыла про саночки. Помнишь, как мечтала?

– Радослав, ты вспоминаешь о своих жёнах?

– Смотря о каких. Иных уж нет, а те далече.

– А о той, с которой ты был в ГРОЗ на Новый Год?

– У меня теперь все года старые. Все те жёны принадлежали человеку Рудольфу Венду. А я неудачная попытка запуска нового, хорошо забытого старого, человека по имени Радослав Пан, у которого не должно быть никакой памяти.

– Но ведь она есть.

– Не расстраивайся, Ландыш, поскольку ты, действительно, новёхонькая, то тебе рано или поздно придумают такого же новёхонького персонажа для пары. Как же иначе?

– Ты ревнуешь меня?

– Мне по возрасту не положено. Я вдруг впервые подумал сейчас о том, что вода в том водопаде, где ты купалась тогда с Фиолетом, была необычной. Она напитала тебя каким-то колдовским сиянием, а теперь оно иссякло. Наверное, в том и секрет невероятного притяжения тех златолицых женщин, что живут на континенте, где такая вода, поскольку они, как и положено людям, состоят из неё больше, чем наполовину.

– И тут златолицые, – сказала Ландыш.

– А где ещё?

– Ответь на мой вопрос. Не забалтывай меня.

– «Как наполненные вёдра/ Растопыренные груди /Проплывают без конца/И опять зады и вёдра/А над ними, будь им пусто/ Ни единого лица»/. Это стихи очень старого земного поэта Саши Чёрного. А вот ещё. «Прекрасна жизнь с тобой в союзе»/ Рычит он страстно, копаясь в блузе»/. Нравятся стихи?

– Ты о своей памяти? Наполненной вёдрами? – Ландыш повернулась на живот, чтобы его не видеть.

– У тебя задница в комариных укусах, – сказал он, – помажь противоаллергическим гелем.

– До чего же и наблюдательный!

– Спасибо, что ты не вышибла чашку из моих рук. Ты полна невероятной грации, когда пытаешься заигрывать. А у меня, между прочим, чай горячий.

– Конечно. Я же не златолицая. Меня искусству соблазна не обучали.

– И очень зря. Сегодня меня не будет дома. И возможно, что завтра. Я тоже решил покататься на золотой лодочке. Как в той песенке, «Мы на лодочке катались, золотой, золотой. Не гребли, а целовались…». Что там было ещё?

– И качали головой.

– Кто же из вас грёб, а кто качал головой?

– Маг и грёб. Не я же. Я и вёсел в руках не держала. – Ландыш была сильно удивлена совпадением его упоминания о лодочке из нелепой песенки с тем, что она пела на реке.

– Ландыш, я вот что подумал. Та женщина Лота, что живёт в усадьбе у Кука, слишком уж завязла в тенетах своей благодарности ему и Вике за своё спасение. Кук её буквально заездил.

– В каком смысле? – не поняла его Ландыш.

– В буквальном. Как лошадь. Она трудится там, не покладая своих, золотых буквально, рук. Она исхудала, выцвела, и ей явно необходимо сменить природный ландшафт. Ей нужен отдых. После чего я отвезу её на континент, где она и родилась. Купит там домик на свои «много ню». В случае нехватки я добавлю ей. Мне её жалко. А тебе?

– Я и не помню её. У Кука вся усадьба кишит рабочими и служащими.

– Я решил её вызволить оттуда.

– Тогда сразу вези её на родной континент.

– Конечно, к нам её нельзя. У неё маленький ребёнок, а ты не выносишь детского крика, моя заботливая мамочка.

– Виталина сама не хочет покидать Вику даже на день. Как я её возьму?

– Конечно. Она Вику называет мамой. А с тобой дерётся и хнычет.

– Радослав, а в чём состоит искусство соблазна? Может, та златолицая Лота меня поучит этому?

– Думаю, что не стоит. У каждой женщины должен быть свой самобытный стиль. У тебя он есть.

– Радослав, почему я тебя не ревную? А ведь должна бы…

– А к кому? К кому ревновать на планете грёз и миражных городов?

– Как же? Тут обитают такие же люди, как и мы.

– А ты в этом уверена?

– Ни в чём я не уверена. Я даже не уверена в том, что вчера я видела Храм Ночной Звезды, ела огромные яблоки и каталась по реке на лодке, а не видела сон.

– Ну, твои грязные ноги и искусанная насекомыми задница свидетельствуют о том, что ты действительно скиталась в каких-то натуральных дебрях.

Ландыш опять перевернулась на спину. Она закрыла глаза и увидела золотую реку. Плавное течение реки убаюкивало её. Только не было понятно, является ли солнце, окрасившее реку, солнцем заката или солнцем рассвета? Вечерняя речная вода обычно бывает маняще-тёплой, а утренняя – отпугивающей и холодной. Из реки вынырнула русалка с золотым лицом и с серебряным хвостом. Она манила к себе в тёмный поток. И пока Ландыш раздумывала