Он осмотрел кожу, испещренную синяками и следами бесчисленных уколов. Мягко похлопывая ее по руке, он придирчиво изучал предплечье, запястье и фаланги пальцев, не переставая улыбаться. Ариадна посмотрела ему в лицо и подняла подол юбки, обнажая бедра. Там тоже виднелись следы инъекций, но их было немного.

– Если хотите, можете уколоть меня тут.

Доктор, состроив мину записного скромника, стеснительно кивнул:

– Спасибо. Полагаю, так будет удобнее.

Ариадна внимательно наблюдала, как он готовил инъекцию. Доктор выбрал пузырек номер девять. Прежде он ни разу не применял лекарство из девятого флакона. Наполнив шприц, выбрал место для укола на внутренней поверхности левого бедра, чуть выше края чулка.

– Вначале может пощипать немного, и вы почувствуете онемение. Всего на пару секунд.

Доктор сосредоточился, примериваясь. Ариадна напряженно следила за шприцем, приближавшимся к телу, и, когда острие иглы зависло в сантиметре от ее бедра, она произнесла:

– Сегодня вы не протерли кожу ваткой со спиртом.

Врач, застигнутый врасплох, смущенно улыбнулся.

– У вас есть дочери, доктор?

– Две, благослови их Господь. Сеньор Леандро был их крестным.

Все произошло мгновенно. Прежде чем доктор успел закончить фразу и вернуться к прерванной процедуре, Ариадна внезапно перехватила его руку, с силой дернула ее и резко вонзила ему в горло иглу. Глаза ошеломленного лекаря наполнились растерянностью. Руки его безвольно опустились, и он задрожал всем телом: воткнутый в шею шприц закачался. Жидкость в цилиндре окрасилась кровью. Ариадна, глядя ему в лицо, сжала шприц и впрыснула содержимое в яремную вену, вдавив поршень до конца. Доктор беззвучно открыл рот и рухнул на колени. Она снова села на стул и невозмутимо смотрела, как он умирал. Агония длилась около трех минут.

Ариадна нагнулась, выдернула из шеи мертвеца шприц и вытерла кровь с иглы лацканом его пиджака. Она убрала шприц обратно в стерилизатор, вернула на место пузырек под номером девять и сложила футляр. Присев на корточки около трупа, обыскала карманы его одежды, нашла бумажник и позаимствовала из него около дюжины купюр по сто песет. Ариадна выпрямилась и спокойно надела жакет, отлично дополнявший костюм и шляпку. Она забрала лежавшие на столе ключи доктора. Напоследок прихватила футляр со склянками и шприцем и положила его в белую сумку. Повязав на голову платок и взяв сумочку под мышку, Ариадна открыла дверь и вышла из спальни.

В овальной гостиной не было ни души. На столе, за которым они с Леандро обычно завтракали, стояла ваза с белыми розами. Ариадна остановилась у запертой двери. Один за другим она перепробовала ключи из связки доктора, пока не нашла нужный. Длинный коридор, устланный ковром, с картинами и скульптурами вдоль стен напоминал роскошный лайнер. Он оказался совершенно пустым. Где-то вдалеке звучала приглушенная музыка, а из соседних апартаментов доносилось жужжание пылесоса. Ариадна шла неторопливо. Она миновала открытую дверь, рядом с которой стояла тележка уборщицы, и мельком увидела, как горничная собирала в номере использованные полотенца. В холле с лифтами Ариадна повстречала пожилую, хорошо одетую пару, прервавшую беседу, как только она появилась.

– Добрый день, – произнесла Ариадна.

Пара сдержанно кивнула, опустив голову. Втроем они молча ждали лифт. Наконец двери кабины открылись, и кабальеро пропустил Ариадну вперед, заработав строгий взгляд спутницы. Лифт начал спускаться. Дама искоса посматривала на Ариадну, ревниво оценивая ее и изучая туалет до мельчайших деталей. Ариадна вежливо улыбнулась, и дама ответила холодной неприязненной улыбкой.

– Вы похожи на Эвиту, – процедила она.

Язвительный тон давал ясно понять, что ее замечание не следовало считать комплиментом. Ариадна лишь потупилась с напускной скромностью. Когда двери лифта открылись на первом этаже, пара не тронулась с места, пока их спутница не покинула кабину.

– Наверное, дорогая проститутка, – пробормотал кабальеро у нее за спиной.

В холле отеля было многолюдно. Ариадна заметила магазинчик, торговавший дорогими аксессуарами, и скрылась под его спасительной сенью. Заметив посетительницу, продавщица осмотрела ее и, мгновенно прикинув стоимость одежды, сердечно заулыбалась, словно встретив старую знакомую. Через пять минут Ариадна вышла из магазина в броских темных очках, закрывавших половину лица, сверкая красной губной помадой самого яркого оттенка, который ей удалось подобрать. Путь от непорочной девы до роскошной куртизанки измерялся парой дополнительных штрихов к образу.

Ариадна спустилась по лестнице к парадному входу, натягивая по пути перчатки и чувствуя на себе вязкие взгляды постояльцев, консьержей и персонала отеля, как рентгеном просвечивавших каждый сантиметр ее тела. «Медленно», – твердила она себе. У выхода Ариадна остановилась, и портье, распахнувший перед ней дверь, поглядел на нее со сладострастием и дружеской фамильярностью.

– Вызвать такси, красавица?

18

Из опыта долгой жизни, посвященной медицине, доктор Солдевилья вынес, что болезнь, называемая привычкой, почти не поддается лечению. А с тех пор, как в недобрый час доктор принял решение закрыть практику и выйти на пенсию, став жертвой праздности (второго самого смертоносного бедствия в истории человечества), он приобрел стойкую привычку по вечерам выходить на балкон своей квартиры на улице Пуэртаферриса. Вот и в тот вечер добрейший доктор высунул нос на балкон и увидел, что день, как и все в мире, плавно клонится к завершению.

На улицах зажглись фонари, а небо играло розоватыми оттенками, напоминая о коктейлях из бара «Боадас», которыми доктор иногда баловал свою печень в награду за годы примерной жизни. Это был знак. Солдевилья надел пальто, повязал шарф, взял саквояж и, спрятав лицо под полями шляпы достопочтенного жителя Барселоны, вышел на улицу. Он направлялся на вечернее свидание с удивительным существом по имени Алисия Грис, встретившемся ему на пути стараниями Фермина и семейства Семпере. Доктор питал к ней интерес и даже некую слабость, заставлявшую забывать бессонными ночами, что уже лет тридцать он не касался женщины, пребывавшей в добром здравии.

Солдевилья шагал по бульвару Рамбла, не замечая бурления города. Его всецело занимали размышления о том, что, к счастью для нее и к сожалению для него, сеньорита Грис поправлялась после ранений удивительно быстро. Чудесное выздоровление он не ставил себе в заслугу, считая его причиной не свое врачебное искусство, а неистовую злость, кипевшую в крови этого создания, явившегося из мира теней. В общем, доктор грустил, что вскоре ему придется отпустить пациентку.

Конечно, он мог попытаться внушить Алисии, что ей следует время от времени приходить к нему в кабинет для «профилактического осмотра», пользуясь профессиональной терминологией. Однако понимал, что убеждать ее столь же бесполезно, как и уговаривать бенгальского тигра, недавно выпущенного из клетки, возвращаться в зоопарк по воскресеньям до начала утренней мессы, чтобы вылакать блюдечко молока. Наверное, будет лучше для всех, за исключением самой Алисии, если она поскорее исчезнет из их жизни. Солдевилья поставил такой диагноз, лишь заглянув ей в лицо, и не сомневался, что за свою многолетнюю практику не выносил вердикта точнее.