Он искал, стараясь не погрузиться в процесс целиком, поскольку не в его интересах было, чтобы Лорел, проснувшись, обнаружила в своей гостиной фейри в состоянии транса. Искал… Мир за миром – насквозь, реальность, где обитала рыжая леди, оказалась не единственной, созданной фантазией неведомого творца. И Паук обшаривал мир за миром, все рядом, вплотную, наслаивающиеся друг на друга, он курил сигарету за сигаретой, дым и густой сладкий запах колыхались волнами, помогая ему удерживаться на поверхности… Он искал.

А когда нашел, прокусил от изумления мундштук.

Женщина оказалась мужчиной. Пожилым господином, с брюшком и лысиной. Нет, при ближайшем рассмотрении, господин был ничего такой, приятный, с ироническим, умным взглядом, с неплохими мозгами под черепом, с неуемной фантазией, породившей бездну миров, и изрядно затруднившей Альгирдасу поиск. Словом, достойный человек, если забыть, что он продал душу.

И если забыть прошедшую ночь…

Паук сидел на полу и тихо поскуливал от смеха.

Это судьба! Боги свидетели – это его судьба, делить ложе с мужчинами, даже если кажется, что это женщины. Даже когда уверен в том, что это женщины! Даже когда они действительно женщины, чтоб им икнулось, потому что эти женщины – всегда фейри, а у фейри зачастую очень нетвердые представления о разнице между полами.

«Надеюсь, ты придумаешь, как ей выбраться из этого без потерь? – обратился Альгирдас к творцу Лорел. – Мне бы не хотелось, чтобы она умерла».

К его удовлетворению, творец вздрогнул и недоверчиво огляделся. Значит, контакт есть. Осталась сущая ерунда – пройти по натянутой нити и снова стать настоящим.

– О, – сказала Лорел, появляясь на пороге гостиной, – куришь травку с утра пораньше? Это правильно. А я боялась, что ты ушел. Будешь кофе?

– Кофе – не буду, – Альгирдас поднялся с ковра и в последний раз затянулся, – и уйду очень скоро. Прямо сейчас. Ты извини, что так получилось.

Она не успела ничего сделать, только тихо, удивленно ахнула, когда клыки прокусили нежную шею.

Кровь…

Прикрыв глаза, Паук сделал несколько глотков и без страха ступил на звенящую от напряжения и боли алую нить. Кровь на паутине – тонкий и прочный мост от грез к реальности.

* * *

Он понятия не имел, как это выглядело со стороны. Хотелось только надеяться, что материализация произошла без грохота, дыма и пламени, каковые Альгирдас считал проявлением дурного вкуса.

Бледно-голубые глаза творца стали круглыми и слегка выкатились из орбит, как будто кто-то надавил на них пальцами изнутри.

– Ты-ы? – сдавленно выползло из задрожавших губ. – Здесь?! К-как…

– Даже и не знаю, что ответить, – Альгирдас пожал плечами, – я же сказал, что я настоящий. Не надо никуда звонить, – он отодвинул от хозяина телефонный аппарат, – и не надо звать охрану. Я уйду, как только ты скажешь мне, где твой хозяин.

– Где мой создатель? – творца трясло, но держался он молодцом, и это Пауку понравилось. – Ты у всех об этом спрашиваешь, или только лорду Маркусу так повезло?

– Я ищу того, кто затеял все это, – мягко объяснил Альгирдас.

– Значит, ты все-таки ангел.

С точки зрения Альгирдаса, вывод был совершенно неочевидным, но спорить он не стал, лишь слегка поклонился:

– Как скажешь.

– Мне необходимо выпить, – пробормотал творец, – тебе налить чего-нибудь? Или ты только кровь употребляешь?

– Только кровь, – соврал Альгирдас. Он понятия не имел, не придется ли ему сделать с этим смертным что-нибудь нехорошее, а принять угощение значило в определенной степени пообещать безопасность хозяину дома.

– А я ведь ничего не могу тебе рассказать, – сообщил тот, наливая в стакан с кубиками льда что-то крепкое и, кажется, кукурузное, – я, видишь ли, сам знаю очень немного. Выполняю замысел божий в меру скромных сил, творю, даю имена, наполняю жизнью образы. Да ты и сам все это знаешь, если ты ангел. И, как я уже сказал, там, в Ведиусе, – он сделал глоток и улыбнулся, – нас таких много. Лорел удалась мне, не так ли? Черт, я поверить не могу…

Под его взглядом Альгирдасу стало неуютно. Он прекрасно понял, во что не может поверить этот смертный, точнее, что он вспоминает сейчас. Сам Паук испытывал двойственное чувство: гадливость пополам с истерическим весельем.

– Я догадался, что она ненастоящая, – напомнил он.

– В том-то и дело, что настоящая. Все – настоящее. – Творец сделал многозначительную паузу. – В этом и состоит величие замысла, его грандиозность. Мы наконец-то получили возможность полностью использовать свой потенциал, реализовать все, что заложено в нас Господом. Разве не по образу и подобию Его созданы люди? Разве не должны мы, каждый из нас, стать новыми Создателями? Разве…

– Кому ты продал душу?

– Мне казалось, что это был посланник божий, – сообщил творец, нисколько не обидевшись на то, что его перебили, – и только когда начался весь этот ужас, буквально ведь конец света, только тогда я задумался и начал сопоставлять. Кто уцелел, Паук? Ведь кто уцелел! Те, кто принял метку Зверя. И только мы можем теперь «покупать и продавать». Говоря иными словами, вся существовавшая до конца света система человеческих взаимоотношений… я включаю в это понятие, в том числе и систему коммуникаций, и уровень технического развития, сделавший людей абсолютно неприспособленными к жизни, и… – он поймал взгляд Альгирдаса и осекся: – Извини, я многословен, да? Я хочу сказать, что сомнительные блага цивилизации, без которых тем не менее мы уже не выживем, остались только в распоряжении тех, кто заключил эту сделку. Вверил свою душу… чему-то. Или кому-то? …

– Где он? – перебил Альгирдас. – Как его найти?

– А вот этого я как раз и не знаю, – лед в стакане печально звякнул. – Я рад бы помочь тебе, даже несмотря на то что явился всех нас покарать. Думаю, кара будет заслуженной. Но, увы!

Он говорил правду. Он, – майлухт брийн! – говорил правду, и ниточки от этого человека расходились только к другим смертным. Обычным смертным, продавшим душу, реализующим данное от богов право созидать, но ничего, вообще ничего не знающих о том, с кем они заключали сделку.

Альгирдас знал, кто умеет вовремя обрывать все связи, кто с той же легкостью способен в любой момент обновить их, кто держит на кончиках пальцев упругие нити паутины. Кто, кроме него…

Он знал еще двоих. И один из них носил имя Сенас, а второй… второму когда-то дал имя он сам. Но совсем не был уверен в том, что имя это осталось прежним.

А еще он не знал, что теперь делать. Где искать? Знал только, что найдет обязательно.

Из дома творца он ушел не прощаясь. Обнаружил у крыльца свой байк и нисколько этому не удивился. Не хотелось удивляться, может же хоть что-то идти так, как должно? Ведь может?