в Палестине, когда шли ради Гроба Господа Нашего на верную смерть и оставались живы! Царство Небесное ожидает только того, кто непоколебим в своей вере, как бы много уловок ни применял против него враг!

Луи медленно привстал на колени и тоже перекрестился:

— Я думаю, нам сейчас всем нужно помолиться. Очень крепко помолиться, потому что все мы здесь, кроме нашего «малыша Ксавье», и впрямь маловеры, недостойные Божьей помощи. А она нам будет ой как нужна!

Примеру графа последовали остальные путники. Встав на колени, сложив руки, склоня головы, они стали вслух читать молитвы, вспоминая все, какие знали, и со стыдом понимая, что знают их не так уж много...

Потом, когда все умолкли, Эдгар поднял взор к востоку, к медленно проступавшей в сумраке утренней заре.

— Господи! — прошептал он. — Прости нас! Как бы мы ни были грешны, Ты знаешь, что сейчас мы кладём жизнь свою не за себя. Помоги нам! Не дай Твоим врагам торжествовать!

— Смотрите! — вдруг вскрикнула Мария.

На востоке, там, где розовая полоска нарождающегося рассвета растопила темноту, медленно, но всё яснее проступали контуры лёгких перистых облаков. И над самой чертой горизонта две светлые облачные линии, пересекаясь, чётко образовали крест.

Часть третья

ПЯТИКОНЕЧНАЯ ЗВЕЗДА

Глава 1

Герой баллады

Герцогиня Брабантская Эльза вызывала зависть у большинства благородных дам как в самом Брабанте, так, пожалуй, и во всей Германской империи.

Хоть само герцогство и не было ни большим, ни уж точно богатым, однако скудным оно тоже не считалось. Располагаясь на самом севере Германии, на берегах могучего Рейна с выходом к Германскому морю[99], оно наладило очень выгодные торговые связи. Тем более что с запада граничило с обширной и богатой Фландрией, а с востока примыкало к Лотарингии с её железными рудниками и развитыми городскими ремёслами.

Выстроенный на Рейне город Гент имел прекрасный порт, приносивший герцогству неизменные доходы. Здесь постоянно устраивались ярмарки. Да и как их было не устраивать, если купеческие корабли круглый год доставляли сюда самые разные товары, как французские, так и германские. В Генте были и свои ремесленные цеха, изделия которых пользовались спросом в других герцогствах и графствах.

Прочие города Брабанта не пользовались такой же известностью, зато герцогство славилось своими лесами и охотничьими угодьями. Поохотиться сюда нередко приезжали знатные рыцари из соседних земель, а раз так, то устраивались и турниры, и состязания миннезингеров, особенно любивших эти места за их загадочную красоту.

В самом деле — первобытная мощь Рейна, густые леса, подступающие к его берегам, древние замки, спрятанные среди чащ и порою пустующие, будто некая колдовская сила, запретила людям жить в здешних замшелых стенах, — всё это вызывало в возвышенных сердцах поэтов и музыкантов восторг. А множество легенд, что были сложены о происходивших здесь удивительных историях, пробуждали вдохновение. За сто лет существования германских миннезингеров именно в Брабанте сочинили и пропели, пожалуй, больше баллад, чем во всех остальных землях Германии вместе взятых.

Всем было известно, что герцогиня Эльза искренне покровительствует миннезингерам, а они платят ей обожанием и посвящают свои сочинения, соревнуясь в самых красочных восхвалениях её красоты, добродетели и мудрости.

И если во всех этих восхвалениях встречались преувеличения, то лишь самые небольшие. Даже лютая зависть не могла бы заставить благородных дам назвать Эльзу Брабантскую некрасивой, а о мнении мужчин нечего и говорить!

Высокая, статная, полногрудая, с белой, как свежее молоко, кожей и угольно-чёрными волосами, с ярким румянцем, будто нарисованным кистью, и с серыми озорными глазами, которые умели быть и суровыми, и надменными, — эта женщина нравилась всем. У неё была плавная, горделивая походка, и что бы она ни носила, все наряды шли ей. Ну просто на удивление!

Однако больше всего окрестные дамы завидовали Эльзе из-за её мужа, очень подходившего Брабанту с его таинственностью. Правда, её муж был нездешним, но это только добавляло ему загадочности, а история его появления и женитьбы на Эльзе сделала его легендарным. О Лоэнгрине (его странное имя вызывало у местных красавиц дрожь восхищения!) сложили уже не одну балладу, а много ли есть рыцарей, которые могут похвалиться балладами, сложенными о них ещё при жизни?

Да и герцогом он был неплохим, по крайней мере им оставались довольны и мелкие вассалы, за то, что Лоэнгрин не ущемлял их права, и свободные крестьяне, которым при нём не увеличивали дани, и крестьяне зависимые, потому что оброк не возрастал. А о том, что это было вовсе не заслугой герцога, а лишь следствием нескольких подряд хороших урожаев, владельцы мелких гуф даже не задумывались.

Единственным человеком, который, кажется, питал к Лоэнгрину неприязнь, был Антверпенский епископ Доминик. Всех это удивляло: Доминик — вовсе не из тех священников, кто порицает в мирянах малейшую любовь к развлечениям или пристрастие к искусству. Напротив, он слыл человеком просвещённым, любителем музыки и даже рыцарских турниров (в которых, разумеется, не участвовал, но охотно на них приезжал). Этот жизнерадостный благообразный старик шестидесяти пяти лет, подвижный и добродушный, пылкий проповедник и добрый самаритянин, не уставал собирать пожертвования, на которые при антверпенском монастыре уже была построена больница, а в Генте, с помощью монахинь обители святой Екатерины, основан сиротский дом. Отец Доминик был добр и приветлив со всеми. Казалось — он искренне любит всех ближних, как самого себя.

Но именно он выказывал странную нелюбовь к герцогу. Это никогда не проявлялось явно, однако в присутствии Лоэнгрина епископ вдруг становился замкнут и скуп на слова, а в лице его появлялась несвойственная ему обычно аскетическая суровость. Он, охотно принимавший (а нередко — просивший) от всех богатых рыцарей и баронов