С потолка падал неяркий свет в виде паутины отраженных лучей, прозрачных и прямых. Пол в комнате был покатый, понижался к центру. Там в молочном полумраке находился бассейн около четырех футов в диаметре, бассейн со светящейся водой. Стены комнаты представляли собой зеркально отполированные золотистые плиты.

Я ждал. Мое сердце трепетало. Лучи света падали вниз, образуя подобие колонн. Вскоре мне показалось, что колонны стали более яркими. Углубление на полу засветилось холодным, ярко-ледяным светом. Впечатление было такое, будто золото начало плавиться и растекаться. При этом стояла абсолютная тишина.

Постепенно стены начали странно, непрерывно пульсировать. Я увидел свое мерцающее отражение, то исчезающее, то появляющееся снова. Свет наконец коснулся моей руки, и внезапно вся комната нестерпимо и ослепительно засверкала. Я не мог защититься от этого света.

Тогда я спрятал руки и застыл, закрыв глаза. Под веками поплыли цветные круги, напоминавшие горячие облака. И вдруг я увидел лицо. Я видел его, хотя глаза мои были закрыты.

Мне показалось, что все клетки моего тела стали изменяться, я сжался под этим взглядом… Очнулся я от отвратительного холода, пронзившего каждый мой нерв, каждый мускул, словно меня встряхнули. Прекрасный лик Аполлона…

Лик Аполлона…

Я взирал на бога.

Множество легенд, переживших свое время и дошедших до моих дней, воспевало сверхчеловеческую красоту Аполлона. Лицо его напоминало человеческое, но красота Аполлона отличалась от красоты человека, как отличается свет свечи от света солнца. Нет таких слов, которыми можно было бы описать, как выглядели его божественные глаза, взиравшие на меня с небес.

Он отнесся ко мне со слабым интересом, как и любой из богов, стоявших выше человеческих страданий. Я был для него не более чем помехой, отвлекавшей его от божественных мыслей, непонятных никому, кроме него самого. На мгновение я увидел у него за спиной огромные золотые сооружения, подпирающие золотое небо. Мир богов!.. Бог?..

Я вспомнил скептический цинизм Хронтиса. Опихон верил в сверхъестественное бытие бога, а Хронтис? Могла ли быть невероятная красота Аполлона красотой смертного существа?

Все, что прошло через мое сознание, видимо, отражалось и на моем лице, а бог все так же взирал на меня с холодным безразличием.

Наконец я решился открыть глаза. Комната раскалилась от света, исходящего из глаз бога. Мне казалось, что раскаленное звездное пламя опалило мое тело. Жар от… от… Я не мог выговорить ни слова. Вуаль раз за разом накатывалась на меня. А за этой вуалью что-то скрывалось, что-то более яркое, чем сияющий свет глаз Бога Солнца.

Сон нахлынул и…

Мы втроем стояли на вершине холма: Цирцея, Язон и я. Потом откуда-то появилась большая темная фигура. Страх переполнил меня, словно вино, переливающееся через край кубка. Я знал, кто стоит там…

Она была Богиней. Люди называли ее Гекатой.

В тот раз Язон прибыл на остров Эя разобраться, что за тайны скрываются за мрачными алтарями.

Цирцея — жрица Гекаты, я и Язон находились в неком таинственном месте, которое называли Золотым Местом Встречи. Мы втроем стояли там, ожидая начала битвы, ожидая Аполлона. Все это происходило давным-давно — три тысячи лет назад. Мое подсознание помнило об этом, я весь ушел в воспоминания о забытом прошлом. Память волнами возвращалась ко мне… память Язона. Картины прошлого одна за другой ярко вспыхивали во мне, а потом таяли.

«Арго» рассекает пурпурные воды Эгена… Темные рощи острова Эя… лица множества женщин.

— «Арго», мой «Арго», мой стремительный, мой прекрасный «Арго».

Что мне какие-то женщины? Цирцея или даже сама Геката? Что мне та чудовищная битва между существами, которые называли себя богами, но которые не были богами по своей сути? Правда, я поклялся…

— Но Язон однажды уже нарушил клятву…

Мы прибыли на Эя три недели назад. Я отправился в белый храм к прекрасной волшебнице, которая жила здесь среди своих подданных полулюдей-полузверей.

Медея и я. В поисках земли, где я мог бы получить отпущение грехов, я ждал появления «Арго». Но целый месяц на море свирепствовали штормы… «Арго» так и не приплыл. Я ждал его на том таинственном острове в Адриатике, где любой мог пасть жертвой чар.

Туманные, призрачные дни тянулись один за другим. Что-то необычное таилось в самом воздухе острова, который, как казалось мне, лежал в другом мире.

Длинными летними вечерами Язон старался не думать о Медее, не мечтать о встрече с Цирцеей. Колдунья тоже ждала меня. Но чтобы чувствовать себя спокойнее, я считал, что и другие мужчины проявляют к ней повышенный интерес.

Мое сознание раздвоилось. Это было во мне всегда, я родился с раздвоенным сознанием. Я вспоминал о своей юности, об учебе в университете Нью-Йорка, как брал уроки у мудрого кентавра Хирона. Не часто. На Эя раздвоение сознания случалось со мной чаще, чем Язону хотелось бы. Тогда Цирцея сидела надо мной, ожидая, пока отступит безумие. Взгляд ее таинственных, зеленых, горящих как угли глаз обжигал меня. Язона? Нет, другого человека. Безымянного призрака, владевшего частью сознания Язона.

Тогда что-то новое появлялось в пристальном взгляде колдуньи. Язон и раньше знал, о чем она думает. Да, для Язона не было ничего нового в том, что женщина может любить его. Однако в этот раз что-то вызывало тревогу. Я чего-то не понимал.

Проходили недели. «Арго» так и не возвращался. Однажды Цирцея рассказала мне о Гекате… Геката сошла со своего алтаря…

Мы, Цирцея и я, летним прохладным вечером пили вино. Тогда Цирцея сказала мне:

— У меня есть послание для тебя, послание от богини.

Я заглянул в письмо. Я уже захмелел и удивился, почему богиня удостоила меня своим вниманием. Вероятно, это выходило за границы моего понимания. Из легенд я знал, что порой богиня выказывает свое особое расположение к какому-нибудь человеку.

Неожиданно Цирцея позвала:

— Пойдем со мной!

Я поднялся, пошел за жрицей тьмы и встретился с богиней. Та говорила со мной языком Цирцеи. Мне не понравилось то, что она рассказала. Для Язона слова темной богини прозвучали совершенно неправдоподобно. Даже для богини ее рассказ звучал слишком странно:

— Два человека живут в твоем теле, Язон. Один из вас обретет жизнь лишь через три тысячи лет. Он многое знает в отличие от тебя, дикаря. Этот человек, не ты, Язон, глупо влюбился в Цирцею…

— Да, я влюбился… Я хотел бы, чтобы Цирцея родилась через три тысячи лет…

Я испугался. Закружилась голова.

— Два мира пересеклись в тебе, Язон. Один из них ты знаешь. Другой мир — мир будущего. В нем мы известны как боги и богини, но мы не боги. Естественные силы сделали нас такими, как мы есть.

Она говорила все это не древнегреческому воину Язону, а мне, человеку, еще не рожденному, который слушал и понимал ее слова, человеку, который влюбился в Цирцею и только сейчас понял это.