— Сколько у меня времени?

— Чтобы все узнать, ты должен побеседовать с Хронтисом. Только он точно знает время затмения.

— Я спрошу у него, — кивнул я. — Можешь отвести меня к нему?

У Панурга отвисла челюсть.

— Что? — переспросил он. — Ты, должно быть, сошел с ума! Хронтис будет…

— Он расскажет мне то, что я хочу знать. Я уверен. Ты поправишь меня, если я ошибаюсь. Ведь так? — я усмехнулся, поражаясь собственной самоуверенности, которой никогда раньше не отличался. Странно, но свет Аполлона прочистил мне голову, я словно проснулся после долгого сна. Теперь я знал ответы на многие вопросы. Я стал другим, перестал словно слепой бродить во мраке.

— Ты жил на Эя в те времена, когда там побывал первый Язон, — объявил я. — Не удивлюсь, если ты знаешь, почему золотое руно обладает такой силой.

Фавн растерялся.

— Руно? Оно могущественно. Но… этому есть много объяснений.

— Я знаю, — отмахнулся я. — Руно подобно некоему биологическому механизму. Первый Язон думал, что это волшебство, но в моем мире все имеет научное объяснение. Что я хочу сказать… Маску надо принести в Гелиос.

— Она никогда не покинет Эя.

— Но в ней живет душа первой Цирцеи. Она, как и Язон, должна снова возродиться, чтобы помочь найти выход из создавшегося тупика.

Панург усмехнулся.

— Ты говоришь, словно герой, — с иронией заметил он. — В час затмения твоя храбрость может растаять как туман, но я тебе помогу. Я отведу тебя к Хронтису, и пусть Геката поможет тебе.

Час спустя я пил вино с Хронтисом. Вот жрец вновь передал мне кубок. Слуга Аполлона считал, что я пьян гораздо сильнее, чем было в действительности. Вино Гелиоса оказалось слабее тех напитков, которые мне приходилось пить в моем родном мире.

— Я знаю… Тебе не нужно повторяться, — бормотал я. — Не каждый, посмотревший в глаза Аполлона, остается в своем уме, но я из другого мира. Я не испытываю ненависти к тебе за то, что ты хотел избавиться от меня. Ты бы убил меня, если бы смог. В моей смерти — твое спасение. Но я — жив. И теперь равновесие сил сместилось.

— Вероятно…

— Очевидно, ты не хочешь, чтобы кульминация войны между Аполлоном и Гекатой произошла при твоем правлении?

— Да, иначе мы все можем погибнуть. Я смотрю несколько дальше, мне нравится жить.

Он говорил вполне искренне.

— К тому же вы не верите в богов. Но я ведь тоже не так прост. Твоя долгая жизнь может неожиданно оборваться, если Аполлон встретится с Гекатой.

Жрец снова налил мне вина.

— Они не могут встретиться просто так, как это делаем мы. Только при определенных условиях они могут сразиться, и только определенным оружием, не знаю уж почему так, — я остановился, выпил еще вина.

Хронтис пододвинулся вперед, теперь его лицо выражало крайнее нетерпение. Я внимательно оглядел его… нет, он еще не выиграл. Я напомнил себе: осторожно! Этот жрец Аполлона не дурак, а логик.

— Если же боги не смогут встретиться… — проговорил я и, вновь сделав паузу, отхлебнул вина.

— Это был мой план, — категорично заявил Хронтис, — столкнуть тебя и Сайну, сделать вас бесполезными для Гекаты.

Я рассмеялся и, притворившись пьяным, опрокинул чашу. Золотое вино полилось на пол.

— Жизни людей! — продолжал Хронтис. — Вы думаете, Геката не найдет кого-нибудь другого вам на замену? Люди легко уходят из жизни, но оружие богов остается. Боги — не люди. Они обладают страшной силой, но им необходимо их оружие.

— Они могут создать новое оружие?

— Нет. Маску сделал Гермес, которого убил Аполлон. Ее хранят для тебя… Да, именно так… — протянул он, разглядывая лужу вина. — Да, вероятно…

— Не для меня. Меня ведь тоже можно уничтожить. Ты думаешь как раз об этом.

— А чего ты хочешь достичь?

— Посмотри, Хронтис, — я пододвинулся и положил руку ему на плечо. — Мы — люди, не боги и не полубоги. Мы — умные люди. Пусть так называемые боги воюют, преследуя собственные цели, и не вмешивают нас в свои дрязги. В моем мире есть знания, которые были бы для вас очень полезны.

Он молчал. Видимо, я не убедил его.

— Ты не хотел убивать меня! — Я сказал это с полной уверенностью и добавил: — И больше того… Я далек от чувствительности… Я ведь мог оказаться для вас очень полезным.

Я должен был заставить жреца поверить, что я — старый Язон. Старый! Он почти поверил, решил, что я выпил чересчур много. Я нетерпеливо выжидал.

Мы долгое время молчали, а потом Хронтис спросил:

— Что такое маска?

— Полагаю, что это матрица, в которую заключен искусственный разум. Я бы назвал ее радиоатомным коллоидом, где каким-то образом запечатлены основные характеристики настоящей Цирцеи, — я взял одну из простых глиняных скульптурок, обожженных в огне, и показал Хронтису отпечаток пальца под глазурью. — Отметка пальца мастера. Вероятно, скульптор давно умер, но эта часть его еще живет. Понимаешь?

— Отпечатки — да, — согласился жрец. — Но мысли! Разве мысли — реальная вещь?

— Они реальны, — уверил его я. — Они — энергия, которая может быть записана. Сознание первой Цирцеи живет в маске, которая является механизмом. Молодые Цирцеи, поклоняющиеся Гекате, обычные женщины. Богиня появляется перед ними, только если они надевают маску, — я сделал паузу, наблюдая за слугой Аполлона. То же и руно, — я говорил медленно, — это тоже машина, не более. Если его можно разрушить — то нужно это сделать…

Хронтис с удивлением посмотрел на меня, словно хотел заглянуть в мои мысли.

— Что ты знаешь о руне?

Я изобразил смущение.

— Немного… Но достаточно, чтобы понимать принцип его действия.

Смех Хронтиса был пропитан иронией.

— Много ты знаешь или мало? Сейчас это не играет роли. Думаешь, мы не пытались уничтожить руно?

Я наблюдал и ждал. Но жрец не выдержал первым.

— Мы знаем, что руно опасно для Аполлона. Откуда только боги знают… Но из поколения в поколение среди жрецов Аполлона передавался секрет, как разрезать руно. А потом секрет был утерян, тем более что ныне руно висит в недосягаемом месте. Мы не можем добраться до него.

— Видимо, я знаю ответ, — беззаботно протянул я. — Но об этом поговорим в другой раз. Лучше вернемся к маске.

— Маска… Я читаю твои мысли, мой друг. Ты хочешь, чтобы мы послали тебя на Эя за маской.

Я изобразил на лице смущение. Это оказалось нетрудно.

— Тогда никто не смог бы вернуть ее назад, — пробормотал я.

Жрец засмеялся.