Серый магистр вздрогнул, и миска в его руках треснула — так сильно сжались пальцы.

— С желтыми…

— Да. Я хорошо помню его, хотя тогда был еще совсем мелким детенышем. Молодой человек с желтыми глазами, изможденный и тощий. Его нашли в лесу, ободранного, раненого, едва живого. Хм. Мы жили далеко отсюда, очень далеко. Там, где у бескрайних лесов появляется край, там, где беспощадная оранжево-красная степь и воля. Много лет мы не видели настоящих людей и лишь от наших предков знали, как они выглядят. И что у них сладкое мясо. — Крон горестно вздохнул. — Если бы отец убил его сразу же, все могло бы обернуться иначе, но он решил, что лучше будет откормить человека и на время сделать его нашим рабом, а потом преподнести его мясо в дар Поющим. Желтоглазый жил в нашем стане, питался от щедрости моего отца, здоровел. Он научился говорить на нашем языке, начал учить нас своему языку…

— Гроганскому.

— …А потом стал показывать фокусы. Отец передумал его дарить и стал показывать этого ценного раба на зависть всем. С нами он путешествовал по землям предков до тех пор, пока не пришло время идти в каменный стан, который никогда не уходит со своего места, — Грудь Матери.

Город, понял Тобиус. Зуланы кочевники, но у них есть город.

— Когда кланы собираются вместе на Груди Матери, Поющие выступают перед ними и показывают реликвию. Это то, что люди называют словом «книга». Единственная книга моего народа, книга, которую Отец-Небо спустил на тело Матери-Земли и приказал Поющим беречь ее и петь для нее. Мы получили эту святыню много-много лет назад, с тех пор Поющие и стали зваться «Поющими».

Мозг Тобиуса лихорадочно соображал, в нем появлялись образы неуклюжих дряблых зуланов с костяными гребнями и кожистыми горловыми мешками.

— Там, на глазах у отца, я убил своего брата в поединке и стал настоящим мужчиной. Рядом с книгой, на которую Отец-Небо всегда смотрит сверху, я получил вот эти шрамы. Шрамы мужчины. Отец-Небо видел это, как и мой земной отец.

Взгляд Крона, устремленный в прошлое, затуманился, исхудавшее тело будто обмякло, затылок уперся в решетки. Матерчатые стены палатки трепал разыгравшийся снаружи ветер, начался дождь, и на мир спустилась ночь.

— А ночью, когда кланы пировали под открытым небом, ибо все важное должно твориться под ним, книгу украли.

Тобиус нервно сглотнул.

— Я видел тело моего отца на каменных ступенях, ведших в обитель книги, его грудь была прожжена насквозь, а рядом валялся ошейник раба. Желтоглазый еще убил нескольких Поющих, прежде чем забрал святыню и исчез. Совсем. Кланы покинули Грудь Матери и разошлись во все стороны, все искали вора, все жаждали найти и растерзать его, но никто так и не смог этого сделать. Тогда я решил, что отправлюсь на восток, в земли, о которых рассказывал наш вероломный раб, и я буду идти на восток, сокрушая все станы людей, не оставляя за спиной ни одного, где он мог бы притаиться, и что будет смерть, и что будет боль, и что люди будут умирать, пока зуланы не получат обратно того, что было у них украдено! — Крон вынырнул из своих воспоминаний, такой живой и свирепый, каким не был уже давно. — Много лет я собирал сильнейших вождей вокруг себя и долго шел на восток через гибельные леса. Я привел загуков, я привел хыгаров, я привел воинов, и я проиграл…

Тяжелый вздох.

— Мое возмездие не свершится, но люди свершат надо мной свое ложное возмездие.

— Сколько? Сколько лет назад это случилось?

Крон дернул щекой, обновляя только-только переставшие кровоточить трещины на губах. Он показал Тобиусу свою уцелевшую пятерню.

— Восемь раз по столько Отец-Небо распахивал свое око так широко, что наступало лето.

Тобиус быстро посчитал, выходило что-то около сорока лет. Наверняка зуланы жили дольше людей, потому что Крон прожил больше пятидесяти лет, но вел войну, находясь в расцвете силы. Но это было не так важно, потому что совпадали другие нехитрые вычисления.

— Ешь, — севшим голосом приказал волшебник.

Отряд кирасир в сверкающих доспехах поверх ярких мундиров остановил повозку, как только Тобиус въехал в предместья Ордерзее. Офицеры регулярной армии, служившие в полках столичного гарнизона, экипировались по стандартам восточного Вестеррайха, на них было меньше металла, но больше ткани и знаков различия, обязательные пороховые пистоли и длинные тяжелые палаши.

— Чар Тобиус Моль, магистр Академии? — обратился к нему офицер с роскошными усами, отдавая честь.

— Академии Ривена, — поправил волшебник, рассматривая ауры солдат в поисках намека на враждебность. — Может быть много академий, но Академия Ривена лишь одна. Тобиус Моль — это я.

— Почтенный чар, ваше могущество, в Ордерзее о вас уже все знают, вести о маге, везущем по стране короля зуланов, добрались до столицы с месяц назад! Отцы города послали нас встретить и эскортировать вас с почетом! — Офицер слегка наклонился вперед. — Он там, под тканью?

— Да, он в клетке.

— А возможно ли взглянуть на него?

Тобиус задумчиво потер переносицу, глядя на военных. Он вдруг понял, что ни один из этих бравых ребят еще ни разу в жизни не видел живого зулана.

— Он отказывается от пищи и выглядит слабым, так что зрелище не впечатляет. Подождем до тех пор, как я смогу сдать его на руки слугам правосудия.

Офицер с готовностью кивнул и, отдав приказ подчиненным, поехал во главе эскорта, прямой как палка, посаженная на коня, гордый, красивый, нарядный.

В открытые Королевские врата Ордерзее повозка въехала, встречаемая толпами ликующих людей. Ошеломленному волшебнику махали руками, многие горожане выкрикивали что-то. Какой-то мелкий служащий, посланный Магистратом, попросил Тобиуса идти впереди повозки, как подобает герою, а сам повел битюга следом, держа под узды.

Волшебник не стал пытаться объяснять, что геройские почести должно получать героям, а ему нужно передать своего узника на руки стражам королевского правосудия, и не более того. Его бы просто не послушали. Каким-то образом миссия по наискорейшему успокоению послевоенного Ривена и распространению вести о победе вылилась в это странное народное ликование, и люди, обрадованные тем, что беда обошла их стороной, решили вдруг отметить это событие. А еще все хотели увидеть живого зулана.

Маг шагал по широкой улице, жалея, что не может спрятаться от взглядов людей, чествовавших его. Им бы чествовать Травеора Альдемарка и тех, кто защищал королевство там, на западе, но жители столицы просто не знали о них, как и о многих других храбрецах, воевавших в первых рядах.

Городская стража проложила ему путь с окраин столицы до площади Озворнея. С клетки стянули ткань, являя народу его обидчика, истощенного, исхудавшего, но все еще пугающего гиганта. Тобиус открыл клетку, и под его присмотром Крон был закован в цепи, один из кандалов уцепился за его запястье, еще два обхватили щиколотки, и все они были объединены цепью так, чтобы пленник не мог ни широко шагать, ни высоко поднимать руку. Несмотря на слабость, зулан смог встать на ноги, окруженный пикинерами и арбалетчиками. Под крики толпы его повели к центру площади, где был вбит большой железный столб… с короткой цепью.