берегу Ракитянки, по которой идет ледоход. Кузьма от страха валится в воду… И — статья. В той же газете «Колхозная жизнь»: «…Мирон Останков накинулся с ножом на селькора, а после сбросил его в весеннюю пучину. Но убийца просчитался! Юный герой, превозмогая мучительную боль раны, спасся и сейчас находится в райбольнице, где советские врачи самоотверженно борются за его жизнь…» И подпись: В. Косьянкин.

В рассказе «Синель» герой Воробьева — юноша — лучше, чем кто-нибудь другой, знает, что любимая им девушка такого же, как и он сам, бедняцкого происхождения. Они вместе росли, вместе учились, вместе вступили в комсомол — он все о ней знает. Знает и то, что отчим ее был кулаком. Кулак не любил свою падчерицу, бил, всячески издевался над ней и унижал, она лишь формально была членом его семьи, фактически — батрачкой. Ни в детстве не считала, ни теперь — студенткой — не считает она, что ее раскулачивали. Раскулачили ее хозяина!

Но он, ее любимый, требует, чтобы она во всем «призналась». Он грозит ей, что если она сама не расскажет о своем «происхождении», то сделает это он — пойдет в райком комсомола и все начистоту выложит. И Синель уходит, уходит от него навсегда.

Злой и жестокий рок повис над молодым героем Воробьева. Все, к чему ни прикасается он, обуреваемый, как ему кажется, справедливыми намерениями, вянет, отчуждается, глохнет, превращается в немоту. Он думает, что сеет на какую-то высшую пользу, но для людей, которые пожинают им посеянное, его благие порывы оборачиваются вредоносностью.

Родной дядя, любимая… В рассказе «Ермак» молодой герой Воробьева раскулачивает… своего отца. А отец и не кулак вовсе. Он просто не похож — своим образом жизни, своими поступками — на остальных сельчан. Он смел и отчаян, весел и разудал, в нем что-то есть от вольного казака — эдакая широта размаха, независимость, раскованность в действиях своих и желаниях. Вот пожелал он и ушел, сгинул на несколько лет из села. А вернулся (узнали, что был на шахтах, денег заработал кучу) и такую хату отгрохал, что и кулакам не снилась.

И мальчишка — он не живет с отцом, живет другим домом, с матерью, за которую у него на отца «крутая и темная обида», — с восхищением следит за очередными выходками своего «непутевого» родителя. В нем растет «ревнивое желание походить на него, подражать его неспокойной и непричесанной душе, его приметному, самочинному облику». Но вот герой становится членом ударной бригады по раскулачиванию. И в один прекрасный день вместе со своим старшим и старым другом, предсельсовета Никифором Хомутовым отправляется к дому Ермака.

Хомутов — человек умный, не чета известному уже нам Кочетку. Он понимает, что Ермак совсем не тот, кого надо раскулачивать. Но в то же время Ермак уж больно импозантная фигура, уж слишком режет глаз он своей необычностью, уж ярок чересчур на фоне их бедного, горемычного села. Все равно Ермаку не придется жить, как привык он жить прежде. Не он, Хомутов, так другие не дадут. Пусть лучше он выполнит эту жестокую миссию.

«— Та-ак… Значит, причислили меня к чужим?» — Ермак тоже все понимает.

А понял ли это главный герой рассказа Воробьева?..

Прошли годы, началась война. Двадцатидвухлетний офицер встречает командира, который, к его непомерному удивлению, оказывается Ермаком. И не только удивление вызывает у молодого человека эта встреча, но и недоумение, тревогу. Ведь его раскулачили в свое время.

И ничто, никто не может убедить его в том, что отец — настоящий, правильный человек. Даже Хомутов. Он состоит комиссаром при Ермаке, они дружат и, как маленькие, «называют друг Друга уменьшительными именами». Будто не стояли они никогда один против другого, будто не разделял их вовсе классовый рубеж. И как понять эти на слух простые, но в то же время никак не укладывающиеся в голове слова Хомутова о прошлом?

«— То был не он! — мрачно, почти угрожающе сказал Хомутов и взглянул на меня как на чужого.

— Неправда! Я же был тогда и все видел…

— А я говорю тебе, что это были не мы! Не я и не он, понял?»

Нет, не понял. И не хочет этого понимать бывший член ударной бригады по раскулачиванию. И комиссар, отчаявшись примирить сына с отцом, с грустью и горечью говорит:

«— Злой ты, Петр… хотя и не повинен в этом! А жизнь все равно заставит тебя понять и принять…»

И жизнь заставила героя Воробьева и понять многое и принять ранее непринимаемое, а кое-что, что когда-то казалось безусловным, каноническим, не поддающимся переоценке, отбросить, забыть, списать в архив.

Ах, как просто это сказать!

И как непросто прийти к этому!

Молодой герой Воробьева рос и формировался в один из самых трудных периодов нашей истории. За десять с небольшим лет он прошел путь от жалости, недоумения и растерянности по поводу смерти тетки Егорихи до твердой, жестокой убежденности, что даже отцу, который был когда-то наказан советской властью, доверять нельзя.

С этим герой Воробьева и окунулся в войну.

Здесь, на войне, и сказал ему Хомутов, что он злой, присовокупив загадочное «хотя и неповинен в этом».

В повестях и рассказах Воробьева о войне герой — всегда лейтенант с кубарями в петлицах, до погон, до просветов и звездочек на них он не дотягивает: попадает в плен. А перед тем — дороги отступления — из-под Белостока на Минск, окружения, бои под Москвой.

Трудно укладывается в его сознании, что перед войной мы летали «выше и дальше всех», а теперь «красные соколы» редкие гости в небе — враг летает; что, «гремя огнем, сверкая блеском стали», не наши танки, а немецкие пашут землю и все оружие против них — ПТР да поллитровка с бензином; что не мы бьем врага на «чужой территории», а он нас — на нашей.

Такая война, разительно непохожая на ту, что ему «обещали», заставляет героя задуматься и о себе. До войны он всерьез о себе не задумывался: так ли уж он непогрешим, так ли уж чист он и честен всегда и во всем, что взял на себя право критиковать, осуждать, разоблачать других?.. Так решительно и проясненно не думает пока и теперь. Такое приходит не вдруг, не сразу. Но он уже думает, уже не может не смотреть на себя, на свои поступки со стороны. И это уже — движение.

В рассказе «Дорога мужества» герой тащит из-под огня капитана, командира роты. Это святой долг подчиненного — вынести раненого командира