в империи, но я хочу, чтобы вы понимали — в следующий раз подобное будет возможно только на церемонии вручения дипломов через четыре года.

По толпе первокурсников пронесся беспокойный ропот.

— Считайте, что сейчас я забрал все ваши привилегии, — усмехнулся ректор, — и верну их еще не скоро. Поэтому запомните. Соблюдение правил — обязательно. Посещение уроков — обязательно. Ношение формы, и в особенности браслета — обязательно. Уважение к наставникам и друг другу — обязательно. Если я увижу, что кто-то из вас не создан для этого, то, что ж, я верну вам все, что забрал досрочно, — ректор улыбнулся, медленно обводя зал взглядом. — Но только за порогом академии.

Ему не нужно было говорить, что случается с теми, кто вылетел из академии так и не научившись контролировать свой дар. Никому не нужна была такая угроза, и никакие титулы не смогли бы помочь в этой ситуации.

— А теперь наслаждайтесь балом. Здесь присутствуют как первокурсники, так и студенты старших курсов, надеюсь, сегодня все вы заведете множество полезных знакомств.

Первым, опомнившись от шока, захлопал цесаревич, а уже после к нему присоединились и остальные. Вскоре зал потонул в аплодисментах. Улыбающийся ректор поспешил покинуть импровизированную сцену, предварительно махнув рукой музыкантам, чтобы они возобновили игру.

Уроки танцев мы с Платоном благополучно заруинили как и все остальное, так что я даже не планировала присоединяться к разбивающимся на пары, и искренне надеялась, что никому не придет в голову пригласить меня.

Я никогда не получала приглашений на чаепития от других юных барышень, а приемы в нашем поместье то и дело срывались из-за погодных условий (читай истерик Платона), так что в отличие от оригинальной Дафны я почти никого не знала. И, если уж начистоту, не особо горела желанием узнавать. Ведь на любом таком приеме можно было натолкнуться на Илариона, которого я надеялась избегать до конца своих дней.

Да и насколько мне было известно высший свет — тот еще гадюшник, и чем я незаметнее — тем лучше.

Я без зазрения совести бросила Платона на растерзание проявивших к нему интерес юных дам, потому что вовсе не собиралась мешать ему заводить друзей, отпугивая всех и каждого.

Даже если сам Платон был не против.

— Дафнюшка! Сестренка! Куда ты?!

Ну уж нет, меня не проведешь, это ты сейчас за меня цепляешься, а потом бац — и я останусь без головы, а ты просто сделаешь вид, что так и было.

Сегодня меня интересовал только пунш.

К нему-то я и направлялась, когда на моем пути возник тот, кого я меньше всего хотела видеть — цесаревич Иларион.

Глава 9

Конечно, ректор сказал, что титулы остались за порогом, наверняка это касалось и цесаревича. Однако выглядел цесаревич так, словно если я сейчас скажу ему «Отойдите с дороги, Иларион Олегович», через четыре года он скажет палачу «Рубите», так что, справедливо опасаясь за свою голову, я все же притормозила для быстрого реверанса.

Этого момента я боялась с того дня, как очнулась в теле Дафны, и вот, наконец-то, он настал.

Я с трудом сглотнула, чувствуя, как язык становится тяжёлым и неповоротливым, а сердце заходится, бешено колотясь о грудную клетку.

Я медленно подняла глаза от пола.

И меня в ту же секунду охватило невыносимое, едва контролируемое чувство.

Чувство раздражения.

— Ваше Высочество.

Чаша с пуншем была уже так близко.

Ты что, не мог подойти к кому-нибудь ещё?

— Э, куда? — возмутился Иларион, когда я аккуратно попыталась обойти его.

Я была вынуждена снова остановиться.

Однако продолжения фразы так и не услышала.

У него был вид человека, до которого смысл всякой шутки доходит последним, который вечно что-нибудь ни к месту комментирует и которого никто никуда не зовёт, потому что про него попросту — не помнят.

Жалкий у него был вид, в общем.

Мне всегда казалось, что вокруг наследника должна толпиться многочисленная свита, но Иларион Таврический бродил по залу в полном одиночестве и толком не знал, куда себя приткнуть.

Цесаревич кидал самодовольные взгляды мне за спину, но даже не думал пояснять, зачем вообще остановил меня.

Ну, так можно и до конца бала простоять.

Давай, тормоз, поделись мыслями с классом.

— Вы что-то хотели? — я как можно наивнее захлопала глазами.

— Ты же барышня Флорианская? — с сомнением уточнил цесаревич, пристально разглядывая меня как кобылу в стойле.

Очень хотелось пнуть его копытом в лоб.

Но я сдержалась.

Ах, это был такой шанс отделаться от него, такой шанс, который никак нельзя было упускать.

— Как неловко, я ведь даже не представлена Его Высочеству. Я не смею отнимать ваше время, — жеманно протянула я, прикрывая растягивающийся в торжествующей улыбке рот раскрытым веером. — Люди подумают, что я невероятно навязчива. Думаю, мне лучше удалиться и не смущать Его Высо-

— Эй, ты, — не растерявшись цесаревич ткнул пальцем в проходящего мимо парня, от потрясения бедняга едва не подавился тарталеткой, — представь мне барышню.

— О, ну, это, — путаясь и во все глаза уставившись на меня начал тот, — это…

Он явно напрягал память, пытаясь вспомнить, кто я, но шансов у него просто не было.

— Барышня Флорианская, — любезно подсказал цесаревич.

— Это барышня Флор-

— Живее! Барышня Флорианская, Дафна Михайловна!

— Это барышня Флорианская! Дафна Михайловна, Ваше Высочество! — едва ли не плача заорал несчастный на весь зал и немедленно сжался от осознания того, что в общем и целом это можно было расценить как то, что он орал на цесаревича. — Можно, можно я теперь пойду?

— Свободен, — любезно разрешил цесаревич.

— Что ж, — следом он наградил меня дружелюбной улыбкой, его глаза буквально сияли, словно только ради меня одной он посетил это занимательное мероприятие, — теперь, когда мы знакомы, — он поклонился, подавая мне руку и для верности прокашлялся, — позвольте пригласить вас на первый танец.

Это шутка какая-то?

Я же точно помню, что в романе эта сцена выглядела в точности до наоборот.

Мне хотелось сказать — бабулю свою пригласи.

Молчи!

Лучше уж упасть в обморок.

Я же не разобью себе голову в процессе, да?

— Барышня занята! — рявкнул прямо мне в ухо подошедший со спины Платон. — Первый танец с барышней танцую я.

Несколько женских голосов издали протяжные стоны разочарования.

Вокруг нас медленно образовывалось пустое пространство.

Ну, конечно.

Танцы — это скучно.

Драка — куда веселее.

— Я не могу заставлять барышню отказываться от своего слова, — невозмутимо сказал цесаревич, хотя весь его вид заставлял усомниться в этом утверждении. — Дафна Михайловна, приглашаю вас на второй танец.

— Второй танец