По прибытии в Шатле от равнодушия меховщика не осталось и следа. Опираясь на руку сына, Шарль Гален осторожно спустился по каменной лестнице старой тюрьмы; Николя подвел их к большому полотняному свертку, опечатанному им сегодня утром; сейчас сверток доставили из соседнего погреба. Повернувшись спиной к Галенам, комиссар снял печати, а потом открыл лицо умершей. Неожиданно он услышал глухой стук, и, обернувшись, увидел, как сын упал в обморок. Срочно призванный папаша Мари влил в рот молодого человека несколько капель своего чудодейственного пойла, а дабы усилить его живительное воздействие, влепил пару звонких пощечин. Лечение оказалось эффективным: сын Галена вздохнул, очнулся и привратник проводил его во двор подышать воздухом. Шарль Гален вознамерился последовать за ним, но Николя удержал его.

— Сударь, не волнуйтесь. У папаши Мари огромный опыт, ему не раз приходилось приводить в чувство свидетелей, так что он позаботится о вашем сыне. Мне необходимо, чтобы вы подтвердили личность этой девушки.

Широко раскрыв глаза, торговец мехами в смятении глядел на тело; губы его дрожали.

— Да, сударь, увы, это моя племянница Элоди. Какой ужас! Как я сообщу об этом своим сестрам? Они успели привязаться к нашей крошке, и уже считали ее своим ребенком!

— Ваши сестры?

— Шарлотта, старшая, ее вы уже видели, и Камилла, младшая.

Они дошли до дежурной части, где стараниями Бурдо показания Галена были записаны по всей форме.

— Сударь, — произнес Николя, — в силу своих обязанностей я должен сообщить вам неприятное известие. Довожу до вашего сведения, что ваша племянница, мадемуазель Элоди Гален, погибла не в давке во время горестных событий на улице Руаяль, о коих мы не устаем сожалеть, а была убита.

— Убита? Что вы такое говорите? Может, я ослышался? Да как вы можете с такой легкостью сообщать об этом мне, ее ближайшему родственнику, и без того убитому горем? Наша Элоди убита! Убита! Дочь моего брата…

Большой любитель театра, Николя различил фальшь в причитаниях торговца. В тогдашних пьесах благородные отцы часто разыгрывали горе и возмущение, и сцена, представленная Галеном, показались ему не раз слышанной и виденной. Поэтому он сухо произнес:

— Я хочу сказать следующее: освидетельствование тела — Николя все же решил обойтись без терзающего слух термина «вскрытие» — неоспоримо доказывает, что эта девушка, точнее, молодая женщина, была задушена. Кстати, она была замужем или собиралась выйти замуж?

Он не намеревался посвящать родственника в результаты вскрытия, предпочитая сохранить эту карту до того момента, когда ее можно будет выгодно разыграть. Ответ Галена подтвердил правильность его поступка.

— Замужем! Жених! Вы бредите, сударь! Она еще совсем дитя!

— Сударь, я вынужден вас просить точно отвечать на мои вопросы. Мне необходимо проверить некоторые догадки, ибо относительно совершения преступления сомнений нет, насильственная смерть доказана, и как только я изложу свои соображения королевскому прокурору, тот доведет их до сведения уголовного судьи.

— Но, сударь, моя семья, моя жена… Им надо сообщить…

— Разумеется, но не сейчас. Когда вы видели племянницу в последний раз?

Помолчав и, видимо, уяснив для себя ситуацию, мэтр Гален ответил:

— Так как я являюсь одним из старшин гильдии торговцев мехами, входящей, как вам известно, в состав Большой корпорации[20], то меня пригласили на торжества, устроенные городскими властями. Но сначала мы собрались у одного из старшин, в его доме возле Нового моста. Утром я разговаривал с племянницей, и она сказала, что вечером хочет вместе с моими сестрами и служанкой Мьеттой пойти на площадь Людовика XV посмотреть фейерверк. Вечером мы тоже отправились смотреть фейерверк, но пришли с опозданием, когда пощадь уже запрудил народ, и толпа быстро отделила меня от собратьев по цеху. Не сумев продвинуться дальше Тюильри, я невольно стал свидетелем трагедии, и до самого утра помогал вытаскивать из ям жертвы. Вернувшись домой, я узнал об исчезновении племянницы и отправился на кладбище Мадлен.

— Благодарю, — сказал Николя. — Теперь начнем все сначала, и по порядку. В котором часу вы прибыли на площадь Людовика XV?

— В точности не могу сказать. После нескольких бутылок доброго вина, опустошенных нами в тот праздничный день, мы были навеселе, однако мне кажется, к площади мы подошли часов около семи.

— А господа из Большой корпорации смогут подтвердить, что вы присутствовали на той пирушке?

— Вам подтвердит каждый, кто там был. Спросите у господ Шастаньи, Левиреля и Ботиже.

Николя повернулся к Бурдо.

— Возьмите их адреса, мы проверим показания. Не встретили ли вы в ту ночь кого-нибудь из знакомых?

— Было темно, все были возбуждены, и узнать кого-либо возможности не представлялось.

— Еще вопрос. Как вам кажется, что могло стать причиной гибели вашей племянницы?

Гален в растерянности поднял голову; на лице его вновь появились признаки сильного волнения.

— Что мне вам сказать? Вы не уточнили, каким образом она погибла. А я видел только ее лицо.

Желая скрыть следы на шее, Николя показал только лицо умершей.

— Всему свое время, сударь. Мне хотелось бы только узнать ваши соображения. Еще один вопрос, и мы более вас не задерживаем. Когда вы, согласно вашим собственным словам, рано утром, часов около шести, вернулись на улицу Сент-Оноре, кто из домашних находился в это время дома? Ваш ответ поможет нам составить список всех, кто проживает у вас в доме.

— Мой сын Жан, две мои сестры, Камилла и Шарлотта, моя дочь Женевьева, но она еще совсем ребенок, кухарка Мари, наша служанка Мьетта и…

От Николя не ускользнуло замешательство торговца.

— Моя жена, а также… дикарь, — после продолжительной паузы, наконец, произнес Гален.

— Что за дикарь?

— Полагаю, мне надо кое-что объяснить. Двадцать пять лет назад мой старший брат, Клод Гален, по воле нашего отца отправился в Новую Францию основать там факторию, чтобы напрямую покупать меха у трапперов и туземцев, не прибегая к посредникам. Собственная фактория сокращала наши расходы и позволяла опускать цены в Париже, где между торговцами предметами роскоши царит жестокая конкуренция. В 1749 году мой брат женился, взяв жену из Луисбурга.

Начав рассказывать о своей торговле, меховщик явно успокоился.

— Нападения англичан на наши колонии участились, и брат вместе с семьей решил вернуться во Францию. В то время его дочь Элоди только что родилась. Он купил проезд на судне из эскадры адмирала Дюбуа де Ла Мота, но, пробираясь на корабль, во время стычки с англичанами потерял дочь. А дальше — еще хуже. Во время плавания началась эпидемия тифа. Болезнь косила едва ли не каждого десятого, десять тысяч моряков умерли, не дотянув до Бреста[21]. Мои брат и невестка также стали жертвами этой катастрофы. Однако, как оказалось, племяннице удалось спастись, и полтора года назад слуга-индеец доставил ее ко мне в дом; при ней была выписка из церковно-приходской книги, удостоверявшая ее рождение и крещение. В течение семнадцати лет ее воспитывали монахини. С тех пор она живет у меня на правах дочери: в моем доме она обрела и стол, и кров.