даёт ей переживать горе. Иначе сложно объяснить, почему она так размеренно говорит о моменте, когда убили мужа. Стас пометил себе в блокнот «Крис. очень спокойна».

— Как ты думаешь, кто мог желать смерти Родиону? — Кристина развела изящными ладонями, пожала плечами:

— Я не знаю. Родион был... сложный человек. С причудами, — она повертела кистью у виска. Красивый, немного театральный жест, — он, например, считал, что секс делает его хозяином женщины.

— Это как?

— Ну не в том смысле, что она обязана ему подчиняться или что-то такое, нет. Скорее, он нёс ответственность за всех своих... — она замолчала, подбирая слова, — за своих женщин.

— Ты не ревновала его? — Стас смотрел на тонкий гордый профиль.

— Ревновала. Поначалу. Потом мы договорились, что раз уж я жена, то остальные... так, просто любовницы. И наши с ним планы — в приоритете.

— Очень, кхм, взвешенный подход, — он не сдержал усмешки, и тут же поплатился за это.

— Я бы воздержалась на вашем месте от оценочных суждений, — она вдруг перешла на «вы», — полагаю, вы женаты не были?

— Был. Но это к делу не относится.

Она кивнула.

— Почему ты вернулась к нему после нескольких лет порознь?

— По-моему, это очевидно. Я уже говорила, для Родиона все его женщины оставались таковыми. Вне зависимости от обстоятельств.

— То есть это он добивался твоего возвращения?

— Нет. Я вернулась сама.

— Почему?

Кристина промолчала и пожала острыми плечами.

— Вы разошлись из-за смерти ребенка?

Она держала кисти рук на коленях, и Стас увидел, как дрогнули тонкие пальцы. Судорога прошла по ним, но тут же она выдохнула и сказала спокойно:

— Да. Мы потеряли ребёнка.

— Как это произошло?

— Он упал с рафта и утонул. В походе, — она повернулась к Стасу и строго заметила:

— Но ты это знаешь, Люба наверняка разболтала.

— Это моя работа, спрашивать об одном и том же разных людей.

— Хорошо. Ещё есть вопросы?

— Да. Нарисуй, пожалуйста, схему, кто где сидел у костра перед взрывом.

Кристина гадливо посмотрела на блокнот, но взяла ручку и быстрыми четкими линиями набросала костёр и несколько кружочков вокруг. По этой схеме получалось, что все находились на тех местах, где их помнил Стас, сама Кристина стояла рядом с Васей, а Толик ходил за спинами со стороны Родиона.

— Я могу идти?

— Кто убил Родиона?

— Кто-то из мужчин, я полагаю. Скорее Толик, чем Вася, но я не могу выдвигать подобные обвинения. Мотив был у Васи, но Толик последнее время вёл себя странно.

— Что это значит?

— Он перестал заезжать к нам, хотя раньше частенько приходил даже просто так. Они перестали вместе рыбачить. Родион не показывал виду, но переживал, я знаю.

Стас все записал в блокнот и задумался. Неужели Толик ревновал Любу? Хм. Нет, это выглядело бессмыслицей. Простоватая Люба не из тех, кто легко изменит мужу.

— Я могу идти?

— Да. И позови Соню, пожалуйста.

Уже развернувшись и открыв дверцу, Кристина снисходительно заметила:

— Такая симпатичная машина, а внутри мусор, — и кивнула на камень под стеклом. Стас скривился ей вслед. Стерва.

Соня вальяжно развалилась на сидении и принялась грызть ногти.

Стас не успел рта раскрыть, как она заговорила сама:

— Мне страшно, понимаешь? Очень страшно. Я домой хочу. Достало всё. Любка продукты прячет, я тебе говорю, они собирались взять ещё консервы и вообще они запасливые, что Любка, что Толик. Говорю тебе. Они и убили наверняка, — сыпала она горохом. Невзрачное лицо раскраснелось. Обветренные губы она постоянно облизывала и поджимала.

Стас дал ей выговориться и перешел к стандартным вопросам.

— Где ты была в момент взрыва?

— Какого взрыва?

— Когда бутылка взорвалась?

Он ждал, что она сейчас спросит «Какая бутылка?», но Соня взяла себя в руки, и начала отвечать по делу. Показания её вполне сходились с тем, что видели, точнее, не видели, остальные. Схему нарисовать она не успела.

Раздался крик. Сначала невнятный. Сидя в машине с закрытыми дверями, Стас даже не разобрал, что это было. Лишь как-то подозрительно защемило сердце, словно оно пропустило удар.

Глава 6

Соня дёрнулась и полезла из машины, видимо, тоже что-то услышав. Дверь осталась открытой.

И вот тут голос стал разборчивей.

— Вика, стой! Куда! Стой! — Люба кричала громко, пронзительно. В голосе слышались истерические нотки.

Та же самая фраза повторилась уже несколько раз.