тому, что инвесторы начали возводить огромные мельницы, мощность дробления которых превосходила те, что были прежде известны миру. Эти мельницы состояли из трех вертикально расположенных катков, и, вероятно, были обязаны этим устройством выходцам из Испанской Америки. Такое устройство мельницы позволяло обрабатывать тростник быстрее и более тщательно, что, в свою очередь, способствовало извлечению из тростника больших объемов сока11. Большинство плантаторов не могли себе позволить высокомощную мельницу, но обладали большим количеством плодородной земли – как и прежде на Мадейре, где крупные мельницы находились в окружении мелких земельных участков. К середине XVII века примерно 87 % сахарного тростника, который перемалывали в Пернамбуку, выращивали португальские земледельцы (lavradores), владевшие небольшими участками земли, рабами и скотом и доставлявшие свой тростник на ближайшую мельницу (engenho)12. Изобилие природных ресурсов сформировало иную форму капитализма, менее развитую, чем на Канарских островах, Эспаньоле и Сан-Томе, где землю с водой предоставлялась в первую очередь торговцам, способным профинансировать работу мельницы, и, таким образом, вытеснявшим мелких европейских землевладельцев.

Спрос на рабский труд в Бразилии был постоянным. К середине XVII века объемы продукции достигли невероятно высокого уровня в 30 тысяч тонн сахара ежегодно, при этом изготовление каждой тонны требовало труда нескольких рабов. Лишь немногие из них были американскими индейцами; большинство из них были выходцами из Африки, и за целый век миллион африканцев было взято в плен и перевезено на бразильский «сахарный рубеж»13.

Нидерланды в погоне за европейской сахарной монополией

Пока французские и британские корсары терзали испанские владения в Карибском море в своей войне против доминирования Габсбургов над Европой, сахар стал невероятно важным товаром. Этому конфликту предстояло изменить облик атлантического мира и сделать его ареной, привлекавшей торговцев со всей Европы. Соперники вели яростную борьбу, ведомые уверенностью в том, что уничтожение колоний противника не менее важно, чем развитие собственных. Их манил грандиозный трофей – почти недостижимая сахарная монополия, к которой Голландской республике удалось лишь приблизиться.

Антверпен, крупнейший город Нидерландов, был центром европейской торговли сахаром на протяжении большей части XVI века. Кроме того, он героически возглавил протестантское восстание против испанского короля Филиппа II, поднятое в 1568 году. Роль Антверпена как столицы восстания серьезно подорвала положение города на европейском сахарном рынке, особенно после того как в 1585 году он был захвачен испанскими войсками. Оттуда торговцы сахаром и сахаровары перебрались в другие, не столь беспокойные места – например, в Кёльн и Гамбург. Кроме того, Антверпен почувствовал угрозу, исходящую от Амстердама, успевшего превратиться в ключевой рынок европейской торговли зерном и обладавшего технологически превосходящим флотом.

Даже в самые жестокие годы голландской Восьмидесятилетней войны (1568–1648) против испанских правителей торговля с Пиренейским полуостровом продолжалась. Голландские корабли доставляли в Лиссабон зерно и возвращались домой с солью и сахаром на борту. В 1620-х годах население португальской столицы составляло 165 000 человек, и прокормить такое количество людей только за счет прибрежной территории не представлялось возможным. Сети торговцев, организованные во множестве европейских городов, таких как Лиссабон, Антверпен, Амстердам, Кёльн и Гамбург, обходили эмбарго, и морская торговля сахаром процветала несмотря на то, что наемники разоряли европейские деревни в войнах против дома Габсбургов.

Когда в начале XVII века война между Голландской республикой и Испанией зашла в тупик, Антверпен было решено оставить под испанским правлением. Выход города к морю блокировали корабли Голландской республики, и это означало, что он больше не может быть центром европейской торговли сахаром. К моменту подписания голландцами договора о перемирии с Испанией в 1609 году, Амстердам уже обрабатывал половину сахарного экспорта Бразилии14. Но голландцы хотели большего: в 1621 году, когда их Двенадцатилетнее перемирие с Испанией закончилось, они основали Голландскую Вест-Индскую компанию, сделавшую своей целью богатые сахарные земли Бразилии в дополнение к испанским флотилиям, возившим серебро из Потоси. После оккупации Баии в 1624–1625 годах Голландская Вест-Индская компания в 1630 году перебралась в Ресифи, где закрепилась уже более прочно, и когда в 1637 году она захватила прибрежную территорию Ресифи – Пернамбуку – казалось, что поставки сахара ей гарантированы; кроме того, компания обрела контроль над Элминой, центральным португальским перевалочным пунктом в Западной Африке, тем самым обеспечив постоянный приток африканских рабов. Одновременно с этим Голландская Ост-Индская компания установила свой «сахарный рубеж» на Тайване, и ее директора, известные как Семнадцать джентльменов, сообщили в Батавию о том, что готовы экспортировать в Нидерланды любое количество сахара15.

Эти завоевательные успехи внесли важный вклад в сахарную торговлю Амстердама, но ключевую роль сыграла городская община евреев-сефардов, состоявшая в тесном контакте с криптоиудейскими общинами в Баии и Антверпене. Возможно, это не совпадение, что спустя два года после того, как Голландская Вест-Индская компания покорила Ресифи, евреям стало доступно получение гражданства Амстердама, что еще больше подтолкнуло их к торговле сахаром и, в частности, вложению денег в сахарорафинадные заводы. К середине XVII века голландские рафинадные заводы, три четверти из которых находилось в Амстердаме, обеспечивали европейских клиентов половиной потребляемого ими сахара16. Фабрики высотой в шесть, а то и семь этажей, оснащенные высокими трубами, начали появляться вдоль амстердамских каналов, несмотря на крайне высокий риск пожаров из-за огромного количества сжигаемого в них топлива. На многих заводах случались возгорания, уничтожавшие и сами здания, и еще более ценный запас хранившегося в них сахара17.

Когда Голландская Вест-Индская компания подчинила себе часть португальской Бразилии, она, должно быть, даже не понимала, что находится на пути становления рабовладельцем: на самом деле понятие рабства в то время было чуждо голландцам. Несмотря на то что порабощение по-прежнему практиковалось в бассейне Средиземноморья и рабство как институт все еще существовало в Испании и Португалии, у северо-западных народах Европы оно исчезло еще в Средних веках. В то время, когда Голландская республика начала строить свою огромную морскую империю, рабство было понятием, прямо противоположным той свободе, за которую голландцы сражались с таким трудом. Вильгельм Оранский, отец голландской нации, призывая к отделению Нидерландов, обвинял испанских повелителей, помимо прочего, в том, что они были рабовладельцами и убили двадцать миллионов американских индейцев. Это объясняет, почему в свои ранние годы Голландская Вест-Индская компания не была тем печально известным рабовладельцем, которым ей предстояло стать впоследствии, и по-прежнему придерживалась убеждения в том, что христиане не должны заниматься работорговлей18.

В XVII–XVIII веках Амстердам был центром сахароварения в Европе. Представленный на этом рисунке 1812 года интерьер сахарного завода «Гранат» (De Granaatappel) был типичным для подобных рафинадных заводов, которых в городе насчитывалось около сотни. Многие